Юрий Буйда - Ермо

Со временем жалость перерастает в другое чувство, исподволь меняющее Рыжуху: ее уже не устраивает игра в «Джорджа и Элен», ей хотелось бы, чтобы Джордж преодолел иллюзию любви к мертвой женщине и увидел в ней наконец живую маленькую глупыху, но – живую, живую. «Я, конечно, дура, но я хочу быть собой, Джордж! У меня одна жизнь, и эта жизнь – моя».

Вспыхивает ссора, он уходит, хлопнув дверью, – уходит в ночь, в Нью-Йорк, на его залитые ледяным дождем улицы. Темнеет, но продрогшему Джорджу страшно возвращаться домой, где его никто не ждет.

Он заходит в маленький бар, разговаривает с опустившимся бродягой о великом городе, чуждом любви, о холодном, залитом дождем темном приюте влюбленных (в оригинале ненавязчиво обыграны выражения it rains pitchforks – «льет как из ведра» и pitch-dark – «темный, хоть глаз выколи», которые, будучи поставлены рядом с pith – сердцевина и heart – сердце, создают аллюзивный эффект, отсылающий к «Сердцу тьмы» Конрада, книге, значимой для Ермо, – эффект, впрочем, чисто формальный).

Этот монолог бродяги о Нью-Йорке принадлежит к лучшим страницам американской прозы, посвященной городу на Гудзоне – символу свободы, аду на земле, скоплению электрического света, на который, быть может, однажды выбредет заплутавший и усталый Бог мира сего… «И что мы ему скажем? – Бродяга бережно опустил стакан, в котором качнулся тусклый желток электрической лампочки. – Мы любили, Господи. – Он кивнул стакану. – Да, Господи, мы любили. Только и всего. Быть может, мы разучились любить… Этого мало, да, сэр, но тем, кто способен на большее, Ты, наверное, уже просто не нужен…»

Джордж снова оказывается на улице. По-прежнему льет ледяной дождь. Джордж видит женщину, чуть не сбившую его с ног и бегом скрывающуюся за углом, и ему кажется, что это Рыжуха. Он бросается следом, но вдруг останавливается, пораженный внезапной мыслью: кого же он ищет, Элен или Рыжуху? И что, если эта женщина, – ни та, ни другая? Он понимает, что ему нужна единственная – Рыжуха Элен, возлюбленная. Джордж бросается по знакомому адресу, но не находит там Рыжуху, которая тем временем, спасаясь от пьяного сутенера, бежит по ночному Нью-Йорку, едва не сбивает с ног зазевавшегося мужчину, от которого разит виски, – и скрывается в темноте.

Бормоча проклятия, Джордж продолжает свой путь, надеясь встретить в огромном городе возлюбленную, с которой только что столкнулся лицом к лицу, но не узнал ее, ибо никогда прежде не видел ее лица…

Сочетание сентиментальности с жестокостью, насыщенные диалоги, немногие продуманные детали, сочные бытовые зарисовки принесли рассказу успех у читателей и критиков. Даже Фердинанд Макинрой, втайне гордившийся прозвищем «человек с томагавком» (еще бы, ведь так называли Эдгара По!), – даже он, уличив автора в приверженности к схематизму, надуманным сюжетным ходам – а концовка и впрямь дает основания для такого умозаключения, – признал, что писателю удалось «вытащить из искусственности искусство, трогающее человеческое сердце».

Эту новеллу купил Энтони Вуд, сумевший заинтересовать ею Билла Вебстера, который и снял по ней фильм «Любовь в Нью-Йорке» с Диной Харленд в главной роли.

Джо Валлентайн-младший сделал все для того, чтобы Джордж «вынырнул», – и добился этого: попробовав себя в качестве киносценариста, Ермо увлекается жизнью Фильмлэнда и пневматическими прелестями Дины, «героини сновидений каждого второго онаниста в солдатской казарме».

«Самая неинтересная из жизней, которые проживает художник, это его собственная жизнь, – заметил однажды Ермо. – Блажен, кто избежал соблазна биографии».

Тем не менее и его судьба, и его творчество, во всяком случае до начала 60-х годов, опровергали этот его излюбленный тезис, который он обычно иллюстрировал, обращаясь к биографиям Рильке, Кафки, Элиота.

Точно так же он сам нарушил «идеологическую абстиненцию», которую считал едва ли не обязательной для художника, когда во второй половине 50-х выступил в защиту Бориса Пастернака, чем перекрыл себе дорогу к советскому читателю: был рассыпан набор его романа «Возвращение в», подготовленный к публикации в журнале «Иностранная литература». Но все это случилось много позже.

С группой армейских кинооператоров он принимает участие в высадке Александера на Сицилию, в боях на Апеннинах, наконец – уже вместе с Джо Валлентайном-младшим – оказывается в Венеции.

На исходе 1947 года внезапно умер его отец, и Джордж вновь летит в Америку.