И именно в те счастливые дни ему вдруг приснилось мучительное путешествие по ветвящимся коридорам палаццо Сансеверино: он брел в темноте, которую зажженная свеча делала непроницаемой, – что или кого он искал? Проснувшись в горячем поту и с головной болью, он так и не смог вспомнить, что искал во сне.
Весь день он не находил себе места, не работалось.
В библиотеке его внимание привлекли гравюры в простенках: на них были запечатлены виды дворца в разные времена, планы этажей до и после перестроек. Разглядывая гравюры, он вдруг заметил, что на них нет треугольной комнаты, где хранилась чаша Дандоло.
Поздно вечером, когда Лиз уснула, он отправился в ту часть дома, где, судя по плану, был вход в помещение, в котором была выгорожена треугольная комната, – дверь оказалась заложена кирпичом.
Раздраженно посмеиваясь («Только этого недоставало! В сыщика взялся играть!»), он осторожно, чтобы никого не разбудить, выбрался на галерею и отправился в ту сторону, куда вместе с Лиз никогда не ходил («Ветхая постройка, там опасно…»). Через несколько минут уперся в высокую стену – все попытки перелезть через нее закончились безрезультатно. Но отступить он уже не мог. Хватаясь руками за выступы и прижимаясь животом к склизлым кирпичам, он кое-как преодолел двухметровый отрезок парапета и, совершенно вымотанный, свалился на пол, сел спиной к стене, закурил. Он уже жалел, что поддался настроению и втянулся в эту дурацкую игру. Нужно было возвращаться. К Лиз, причмокивающей во сне, вперед – там должна быть дверь в библиотеку. Наконец он поднялся на ноги и поплелся по галерее к выступу, за которым, в глубокой нише, оказалось окно. В щель между оконной рамой и плотной шторой Джордж разглядел пожилого лысоватого мужчину в домашней куртке, который читал в кресле книгу, двигая седыми бровями, сросшимися на переносье. Он слишком хорошо знал это лицо, эти характерные брови, чтобы ошибиться.
Сзади донесся шум.
Джордж обернулся: Франко с керосиновой лампой, за его спиной – Лиз в наброшенном на плечи клетчатом пледе.
«Лиз… – Джордж сглотнул. – Лиз…»
«Пойдем, милый, – сказала она. – Пойдем».
Он двинулся за нею, совершенно ошалевший, оглохший и беспомощный – Лиз взяла его за руку, чтобы он не оступился в темноте.
«Пойдем».
В спальне горел ночник.
Лиз с усилием усадила Джорджа в кресло, всунула в окостеневшую руку стакан с виски. «Вот так, – наконец выдавил он из себя, тупо глядя на руку, которой только что коснулась женщина. – Я чувствую себя полным идиотом, но должен задать этот вопрос, хотя знаю ответ на него… – Кашлянул. – Осталось спросить, кто это там…»
«Questi, che mai da me non fia diviso [1], – сказала она. – Боже мой, Джордж…»
…Из морга выдали сверток – не на что было туфли надеть.
Софью похоронили на маленьком православном кладбище.
Джордж не мог вернуться в дом, который они покупали вдвоем, в дом, где они были счастливы. Несколько дней провел в доме Николая Павловича в комнате с зашторенным окном. Потом уехал в Нью-Йорк. Из дикого и глупого запоя его вытащил новый знакомый – Джо Валлентайн-младший, сын издателя, который рискнул выпустить в свет «Лжеца».
День за днем Джордж пил, пил и пил, забывая поесть и поспать, пока не наткнулся на Розовую Девушку – подружки звали ее Рыжухой.
«У нее была молочно-розовая кожа, пышные рыжие кудри и красивые кривые ноги. И дыхание сладкое, как у пантеры…» Так начинается новелла «Розовая девушка», впервые опубликованная в журнале «Скрибнерз».
Судя по прозрачным намекам Джо Валлентайна-младшего, дистанция между вымыслом и биографией автора в новелле минимальна, что вообще-то не характерно для Ермо, который любил повторять вслед за О’Генри, что писатель пишет чужой кровью. «Розовая девушка» в этом смысле – исключение.
Герой новеллы Джордж Д., выбравшись из бара на ночную улицу, видит в нескольких шагах впереди девушку, поражающую его своим сходством – походкой, манерой держать сумочку на отлете, наклоном головы – с покойной Элен. Джордж увязывается за девушкой. Он просит ее не оборачиваться, боясь разочарования. Глупо хихикая и называя его «извращенцем», девушка выполняет его просьбу. Она приводит странного клиента к себе, в свою комнатку. «Не включай свет, – просит он. – И не оборачивайся». – «Ха! А мне все равно, что сзади, что спереди – цена та же». В постели он шепчет ей на ухо, что дыхание у нее сладкое, как у пантеры. Они встречаются каждый день, точнее – каждую ночь, и всякий раз он просит ее не оборачиваться и не включать свет. Однажды он рассказывает ей о своей жене. Сентиментальная Рыжуха проникается жалостью к мужчине. Ремесло и бедность (чтобы не трепать единственную пару шелковых чулок, она натирает ноги ореховым маслом – издали кажется, будто она в чулках) еще не ожесточили ее – она терпеливо сносит причуды любовника, не требуя ни денег, ни тряпок, что, конечно же, не устраивает ее сутенера.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу