Валерий Роньшин - Игра в дурака [сборник рассказов]

В мясном магазине мясник рубил мясо. Кровь брызгала во все стороны.

— Осторожнее, — воскликнул Афонькин, — вы меня испачкаете кровью!

— Ты и так весь в крови, — хмыкнул мясник.

«Это он шутит», — подумал Афонькин.

— Это я шучу, — сказал мясник. — А вообще–то у меня тонкая и ранимая душа мечтателя. Знаешь, чего я больше всего на свете хочу?

Афонькин не знал.

— Стать бабочкой и порхать с цветка на цветок, — доверительно сообщил мясник. — И чтобы вдали виднелся лес, блестела речка на солнце…

Он замолчал. Молчал и Афонькин. Пока они молчали, было слышно, как наверху строгий судья приговаривает кого–то к расстрелу.

— А вместо того, чтобы порхать, — продолжил мясник, — я рублю мясо.

— Здесь когда–то находился детский садик… — начал Афонькин.

— Верно, — кивнул мясник. — У меня есть картотека на всех детишек.

Он достал тетрадку, захватанную кровавыми пальцами.

— Вот, — пояснил с гордостью, — всё записал: кто кем был; кто кем стал. Хобби у меня такое.

Сердце Афонькина учащённо забилось.

— А скажите… Лара… Лариса Попова есть в вашей картотеке?

— Счас поглядим, — слюнявил палец мясник, перелистывая страницы.

— Лара, — закрыв глаза, мечтательно вздыхал Афонькин.

…хрупкая девочка в белом платьице… огромный розовый бант в волосах… удивлённые карие глаза… вкус первого поцелуя… Лара…

— Попова, — нашёл мясник. — Три развода, четыре любовника, пять абортов.

— Не может быть! — ахал Афонькин.

— Пиши адресок, — усмехнулся мясник.

…Лариса стирала в тазу бельё.

— Афонькин?.. — хохотала она, вытирая мокрые руки о передник. — Я сейчас сдохну!

«Неужели это Лара… моя Лара…», — глядя на немолодую женщину с двумя подбородками, думал Афонькин.

Затем они пошли в кино. На американскую комедию. Все в зале смеялись. Все, кроме Афонькина.

— Зайчик, — шептала ему на ухо Лариса, — а сколько ты получаешь?

На улице падал снег.

«Снег падает», — думал Афонькин.

Они возвращались из кино. Лариса говорила о поносе. Прошли одну улицу. Лариса говорила о поносе. Прошли вторую улицу. Лариса говорила о поносе. Прошли третью улицу. Лариса говорила о поносе.

— Лара, — не выдержал наконец Афонькин, — ну почему ты всё время говоришь о поносе?

Лариса презрительно фыркала:

— Афонькин, ты ханжа!

Потом они лежали в постели.

Лариса заигрывала.

— Я сделала тебе сегодня подарочек, — щекотала она Афонькина. — Противный мальчишка.

— Это я тебе сделал подарок, — вяло отвечал Афонькин.

— Афонькин, ты нахал! — вопила Лариса. — Тебя раздавил танк!

— Какой танк? — не понимал Афонькин.

— Обыкновенный. По городу проходила колонна танков. Один взял да и раздавил тебя.

Афонькин не верил. Ехал за город. На кладбище.

Всё оказывалось чистой правдой.

На скромном надгробии были выбиты слова:

”Горячо любимому Вадику от папы и мамы».

Вадиком звали Афонькина.

С эмалевого портретика испуганно глядел маленький мальчик в коротеньких штанишках на лямочках.

На могиле зеленела травка.

«Значит, я умер», — грустно думал Афонькин.

Его мысли приняли оттенок бренности:

“ Меня нет, а травка по–прежнему зеленеет…»

У входа на кладбище стоял междугородний телефон–автомат.

Афонькин набрал свой домашний номер…

— С вами говорит автоответчик!.. — металлическим голосом отчеканила жена.

— Таня! — закричал в трубку Афонькин. — Я умер! Таня!..

— Сегодня в нашем кинотеатре весёлая американская комедия…

— Таня! — рыдал в трубку Афонькин. — Меня переехал танк!..

— …в фильме заняты звёзды мирового…

— Таня, — шептал в трубку Афонькин. — Таня… Таня…

Связь прервалась.

Афонькину захотелось прижаться пылающим лицом к прохладному стеклу. И стоять так… минуту… другую… вечность…

Но все стёкла в телефонной будке были разбиты.

За кладбищем виднелся лес, блестела речка на солнце… Бабочка порхала с цветка на цветок…

«Мясник», — подумал Афонькин.

Подражание А. П. Чехову

Все вы, конечно, знаете, что великий русский писатель Владимир Набоков очень любил слово «аляповатый». Оно встречается в его романах и рассказах буквально на каждой странице. Майор же Пиздюков, напротив, имел хуй огромного размера и большую часть жизни прослужил в военном гарнизоне, неподалёку от посёлка Приблядово. Фамилия у Пиздюкова, как вы, наверное, уже успели заметить, была исконно русская. Но всё равно, каждый раз, засадив бутылку водки, Пиздюков распахивал окно и орал на всю часть: