Валерий Роньшин - Игра в дурака [сборник рассказов]

— Хорошо, — отвечает в трубку уборщица. — Счас позову.

И зовёт:

— Потапов, вас к телефону. Начальство.

Делать нечего. Убитый — не убитый, а раз начальство требует — встань и иди.

Встал лётчик Потапов и пошёл.

— Слушаю, — говорит.

— Потапов! — слышится в трубке командный рык. — Это командир полка! Ты вчера выполнял учебное бомбометание?!

— Так точно!

— И куда отбомбился?

— По учебным целям, товарищ полковник!

Командир полка поматерился минут десять, а потом сказал по–русски:

— …ты не по учебным целям отбомбился, а разбомбил Санкт — Петербург.

— Да что вы говорите?! — ахнул лётчик Потапов. — А я ещё думаю: что–то учебная цель больно странная. Люди ходят. Машины ездят… И много я разбомбил?

— Порядочно. Одна бомба угодила в среднюю школу на Лиговке, остальные попадали на Невский проспект.

— Боже мой, — удручённо бормочет Потапов. — И как это меня угораздило?..

— Да ты шибко не расстраивайся, — смягчился командир полка. — В школе убило только дворничиху. Директор с завучем, к счастью, остались целы. Ну а на Невском погибло человек тридцать–сорок, не больше. В основном, женщины и дети.

— Фу-у, — отлегло у Потапова от сердца. — А я уж думал, человек сто угробил.

— Да хоть бы и сто, — сурово говорит полковник. — Ты же, Потапов — российский офицер! Боевой лётчик! Откуда в тебе это чистоплюйство?!

— Даже и сам не знаю, — пожимает плечами Потапов. — Иной раз кошку пнёшь, а потом жалко становится…

— Ладно, хватит трепаться, — перебил командир полка. — Я, собственно, вот чего звоню. Новое стихотворение сочинил. Слушай:

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.

Я покупаю вазелин.

Со мной ещё два человека.

Один — армян; другой — грузин.

— Здо? рово! — восхитился лётчик Потапов. — Вы, товарищ полковник, прямо как поэт Пушкин!

Однажды лётчик Потапов и жена Пушкина, Наталья Николавна, фланируя по Невскому, зашли в ресторан. Взяли они по тарелке супа с креветками, и тут Наталья Николавна лезет изящными пальчиками в свою тарелку и достаёт оттуда жирного таракана. Держит его за заднюю лапку, а таракан сердито усами шевелит: не нравится ему такое обращение

— Это что ж такое? — риторически спрашивает Наталья Николавна и сама же себе отвечает: — В супе таракан плавает.

— Где таракан? — говорит мордатый официант, глядя в упор на таракана.

— Да вот же!.. Вот!.. — суёт ему под нос шевелящееся насекомое Наталья Николавна.

— Не вижу-с, — говорит мордатый официант.

— Как это не видите? — удивляется Наталья Николавна. — Когда вот он!..

— Где? — упорно не видит официант.

Тут в разговор вмешался лётчик Потапов. Он забрал у Натальи Николавны таракана и обратился к мордатому официанту:

— Милостивый государь, если э то , по–вашему, не таракан, то что же э то ?

— Креветка-с, — убеждённо отвечает официант.

— Ну сука ёбаная! — в сердцах воскликнула Наталья Николавна.

— Наталья Николаевна, — попросил её лётчик Потапов. — Только не надо матюгаться.

— Да кто, блядь, матюгается?! — кричит Наталья Николавна. — Мой муж — поэт Пушкин — «Я помню чудное мгновенье» написал!.. А мне всякая сволочь будет в суп тараканов подбрасывать!..

— Креветка-с! — с вызовом говорит мордатый официант.

Лётчик Потапов поднёс таракана прямо к мордатой морде мордатого официанта.

— Милостивый государь, — сказал он, — извольте убедиться в своём заблуждении.

— Ам! — выхватил губами таракана из пальцев лётчика Потапова официант.

И — съел!

— Ну, милостивый государь, и что же э то такое? — победно произнёс лётчик Потапов.

— Креветка-с, — невозмутимо ответил мордатый официант.

Уборщица мужских туалетов Маргарита Павловна любила во время уборки напевать под нос: «Я помню чудное мгновенье…»

А тут как–то раз заходит в туалет сам поэт Пушкин.

Поссать.

Услышал он, как поёт Маргарита Павловна, и говорит:

— А вы знаете, мадам, что этот романс написан на мои стихи?

— Так вы Маяковский! — ахнула Маргарита Павловна.

— Да, милая, — отвечает Пушкин. — Я Маяковский.

И хвать Маргариту Павловну за ляжку.

— Ох уж мне эти поэты, — томно вздыхает уборщица. — Им бы всё озоровать. Ладно уж, пошли, дам один разок.

— У меня только пятнадцать рублей, — честно предупредил Пушкин. — И те мне жена дала, чтоб я два яйца купил.