Андрес Неуман - Барилоче

Было почти десять. Измученный, чувствуя мелкую дрожь во всем теле, постоянно соприкасаясь с чужой одеждой и чьими-то руками и ногами, Деметрио старался не задохнуться в девяносто третьем. Мимо окна проплыла утопающая в зелени площадь Франции, взятая на абордаж детьми и воскресными толпами, сразу за ней появилось кладбище Реколета, империя за белой стеной, охранявшей известных мертвецов, не таких, как он, кому придется отправлять свои кости в старую землю Чакариты, где имя пишут на плите или на позолоченной табличке ниши колумбария. Так что я обрету покой там, где нахожу его сейчас, иными словами, умру там, где живу, отлично! и с этой мыслью он снова принялся смотреть в окно.

Казалось, улица Федерико Лакросе вот-вот окаменеет. Каждая сцена тянулась дольше, чем нужно, непредсказуемо долго, пешеходы переходили улицу целую вечность, люди выплывали из метро медленнее медленного; продавцы гаррапиньяды, зажигалок и авторучек, выкликая свой товар, никак не могли закончить фразу, их замороженные крики протяжно зависали на перекрестках; автобусы, остановившись в Чакарите, не трогались с места. Деметрио плелся к дому, проталкиваясь сквозь толпу. Когда он, наконец, отпер дверь своей квартиры и закрыл ее за собой, все вокруг перестало казаться замедленным и вернулось в свое обычное состояние, он принял душ и даже испытал что-то вроде удовольствия. Беспорядочно просмотрев газету, он приготовил салат из холодного риса, яйца и нарезанных кружочками помидоров и кусок жареной телятины с большим количеством соли. Налил себе вина и проглотил все это с упоением голодного человека. Закончив, он перешел в гостиную и сел в кресло с бутылкой граппы, зажав стакан между колен. Он торопливо осушал стакан за стаканом, пока не увидел незнакомый жилой дом, не услышал отдаленный шум мусороизмельчителя, перекрывающего голос Негра, который ругался с Вероникой, и не почувствовал, что его собственное дыхание пахнет лумой. Тогда он поставил бутылку на стол. Шатаясь, добрался до постели, устроил свое тело между простынями и увидел чудовищный сон. Проснулся он в восемь, совсем ничего не помня.

Вероника рычала ему в шею. Обернув его ногами, исступленно дергая за волосы, вжимаясь животом в живот, она кончила, изогнувшись дугой, и рухнула, как будто ее разрубили на куски. Немного погодя они рычали вместе, на этот раз не видя друг друга, она — вжимаясь ладонями и коленями в постель, он — держа ее за талию, двигаясь вперед и назад. Момент необъяснимого ослепления, полной дезориентации и внезапный покой в общем поту. Вероника зажгла сигарету и повернулась лицом к потолку, глядя в невидимый горизонт, который открывается удовлетворенным любовникам. Они долго молчали, потом она заговорила. Ты мне всю жизнь отравил, Деметрио, ты должен что-то сделать. И он сделал: набросился на нее, заломил назад руки и крепко стиснул. Она вырвала руки, перевернулась, села на него верхом, стиснула ногами и с бесконечной злобой отхлестала по щекам. Потом начала целовать и двигалась деликатно, очень нежно.

С каждым разом публика на улице Корьентес выглядела все наряднее. Театры заполнялись, в кинозалах поменяли кресла, в круглосуточных магазинах никогда прежде не было такого изобилия и не слышалось столько иностранной речи. И, конечно, понемногу исчезали некоторые детали городского пейзажа: грязные киношки, старые букинистические лавки, пропахшие засаленными страницами и пылью, где торговали невообразимые старцы, знавшие все на свете, закрывались убого обставленные мелкие забегаловки. Но какая блестящая, элегантная публика на улице Корьентес! Деметрио видел, как эти люди вальяжно выходят из такси, «мерседесов» и «БМВ», придавая тротуарам еще большую элегантность, благоухая одеколоном. Его, давно не бывавшего в центре, эти перемены не слишком занимали.

Он спустился по улице Реконкиста до площади Лавайе и там натолкнулся на два людских потока — двуцветное существо, похожее на тигра о двух головах, золотой и темно-серой, — с одной стороны тянулись вереницы в коже, бархате и мехах, с другой стороны — серые молчаливые тени [8] Площадь Лавайе в Буэнос-Айресе — место постоянных митингов и протестов, откуда люди иногда не уходят месяцами. . Иногда их траектории пересекались, после чего слышался недовольный возглас, требовательный окрик и, наконец, зачастившие каблуки или позвякивание ювелирных украшений. Для Деметрио это зрелище было не в новинку, но сейчас контраст казался особенно сильным. Это его удивило, но никак не обеспокоило. Он с трудом пробирался между двумя потоками — блистающим золотом и почти черным, ощущая гнетущую неприязнь с обеих сторон. Вдруг он заметил витрину магазина игрушек и пробрался к ней: плюшевые звери, мячики, странные игры в космическую войну, какие-то светящиеся предметы непонятного назначения, но для него — ничего интересного. Он вошел и обратился к продавщице — она посмотрела на него немного удивленно и с заученной улыбкой ответила «Этого нет».