Две чашки дымились в центре стола, обмениваясь ароматами. Вероника курила, глубоко и нарочито затягиваясь. Деметрио то ласково на нее посматривал, то отводил глаза. Она говорила, чрезмерно артикулируя полными губами, подчеркивая мимикой свою тревогу. Но больше я не могу, Деметрио, ты пойми, мало мне было раньше, так теперь он еще постоянно словно шпионит за мной и требует, чтобы я ему ни в чем не перечила, я делаю все, что могу, вспоминаю те времена, когда мы только встречались и он хотел быть со мной счастлив, ай, Деметрио, ну возьми хоть вчера, я еле живая от усталости, представь себе, день-деньской в заботах, в детях, а он является, съел горяченький ужин, выкурил сигаретку, все замечательно, и тащит меня в комнату, и это притом, что я еле жива, но дело ясное, Деметрио, уязвленный господин может требовать и требует, но я так больше не могу. Нужно потерпеть, негритянка, я сейчас не могу сделать больше того, что делаю, ты знаешь, потерпи немного. Но как мне еще терпеть! Она посмотрела на него с укором, жадно глотая сигаретный дым. Пару раз пригубила кофе. Как ты можешь, ведь сколько уже я так живу, и ты отлично знаешь, чего я натерпелась. Да, Веро, знаю, не сердись, я только хотел сказать, что нам нужно быть благоразумными. Вероника выпустила губами дым. Официант! Еще кофе для сеньориты! Не хочу больше кофе, Деметрио. Хорошо, тогда мне. Я хочу храбрости, а не благоразумия! Да, ясное дело, тебе нужно совсем другое. Мне нужен мужчина. Деметрио одной рукой сжал ее руку, а вторую положил ей на бедро. Ты сукин сын. А ты королева, Веро, королева с роскошными ногами, самая красивая. Деме, любимый, убери руку, люди заметят. Ладно, негритяночка, время еще будет. Он посмотрел на ее шею. Нежная и порочная, она так и подстрекала укусить ее или придушить. Деметрио ненавидел эти вступления, всегда в отдаленных кафе или в парках с шумящими детьми, этот словесный понос, предваряющий влажность, ее животный запах и подвижные груди — настоящую встречу. Ты неотразима, негритянка, выпей еще кофе и пойдем.
Они вышли с оглядкой, держась за руки. Моросило. Мимо пробежали двое мальчишек. Вероника некоторое время смотрела им вслед. Спустившись обратно к ратуше, они повернули на короткую улицу, уже не такую зеленую, тихую, с редкими подъездами. Почти на углу стоял гараж, рядом другая дверь из затемненного стекла. Деметрио пропустил Веронику вперед, но внутри обогнал и облокотился о стойку. Мрачный усач с необъятным брюхом слащаво осклабился. Деметрио что-то сказал, толстобрюхий ответил и протянул ему ключ. Они поднялись по ступенькам с ковровой дорожкой и нашли нужный номер в конце коридора, разукрашенного, как балаган.
Заперев дверь, Деметрио увидел, что Вероника уже оголяет грудь, похожую на зрелые плоды. Пальцами босой ноги она сняла вторую туфлю, наступив на задник. Юбка упала, как будто на нее неожиданно подействовало земное притяжение, чулки сбились вокруг лодыжек потемневшими сливками, оставив легкий след на волосках ног. Мелкие зубки впились в карминовую губу, куцый лоскут, прикрывавший треугольник лобка, натянулся и исчез, едва коснувшись ковра, живот появлялся и пропадал от неконтролируемой дрожи. В это время Деметрио немного в стороне спокойно расстегивал рубашку.
XXVII
Вероника посмотрела на него недвусмысленным, излишне откровенным взглядом. Прежде чем отвернуться и попросить еще салата, Деметрио предостерегающе округлил глаза. Стол ломился от еды. На нем были тарелки для закусок и засаленные салатницы, оплетенные бутылки красного вина, газированная вода, кока-кола, приборы с деревянными ручками (воткнутые в кусок мяса, они заставляли его истекать густым пунцовым соком), большое количество хлеба, белого, разделенного на ломти и оставлявшего между тарелками горы крошек — и все это на старомодной клеенке в синюю и белую клетку. Отведя взгляд от Вероники, Деметрио стал смотреть на двух мальчиков, весело гомонивших после каждого отправленного в рот куска. Блестящая прямая челка падала старшему на глаза. Он говорил, морща нос и показывая дырку на месте выпавшего зуба, в то время как младший то и дело перебивал его и заливисто хохотал, откинув голову и издавая пронзительный вибрирующий звук, от которого Деметрио хоть и передергивался, но с какой-то родительской снисходительностью в душе. Дети знали его имя и, приветствуя, обращались к нему запанибрата, хотя церемонно протягивали руку — так отец научил их здороваться со всеми мужчинами. Их отец, Негр, дружелюбно хлопал Деметрио по спине, подливал ему вина, временами обнимал заботливыми, энергичными руками жену, следил за своими смышлеными отпрысками с блеском в глазах, вызванным отчасти отцовской гордостью, отчасти алкоголем, и был, в конце концов, самым счастливым рогоносцем на свете, подумал Деметрио.
Читать дальше