Павел Мухортов - Повести и рассказы

Что случилось с Леной? Генка не знал, но обостренно чувствовал, что они для него не важны: «Я и только я виноват в любом случае…»

Не давал покоя тот прощальный, беспокойный взгляд, на который не обратил внимания тогда счастливый Генка, а Лена как будто уже предчувствовала что–то. «Странно, — вспомнил он слова Лены, — Гена, у меня почему–то такое ощущение, что мы видимся в последний раз».

Мать не могла не видеть состояние сына: два дня Генка ничего не ел, ходил мрачный, не покидал квартиры и лежал раскрыв широко воспаленные глаза, с болью глядя мутным взором куда–то сквозь потолок. На ее вопрос, что с ним, Генка понес околесицу, но твердо заявил: «Ты только не беспокойся, я абсолютно здоров». Мать догадывалась, что дело скорее всего в девушке: «Поссорились, а сын очень впечатлителен». И решила его не мучить расспросами.

Генка слонялся по комнате из угла в угол, не находя себе применения, не думая ни о чем вообще, просто метался как загнанный в клетку зверью Его заставил вздрогнуть телефонный звонок. Генка сорвал трубку.

— Позовите, пожалуйста, Гену, — говорил журчащий женский голос, и молодому человеку показалось, что он где–то слышал его.

— Да, я слушаю, кто это? Говорите.

— Может помнишь, Ира…

Генка моментально узнал ее.

— Да…

— Я не знаю, Жан, как сказать… Может знаешь…, но сегодня похороны…, — Ира срезалась.

— Не знаю… — скорее пропел, чем выговорил, задумчиво Генка.

Боль подкралась к горлу,

— Ты будешь там?

— Ира, что случилось с ней?

Девушка долго молчала, потом попыталась что–то сказать, но остановилась, и Генка понял, что ей мешают слезы.

— Она отравилась, — Ира всхлипнула. И это все из–за трусости и одного козла…

Ткачука передернуло, он не понял о ком идет речь — о нем или о ком–то другом, и сжав застучавшие дробью зубы, отчеканивая каждое слово, проинес:

— Этот козел не я?

— Нет, это один из… короче, Олег…

Ненависть взметнулась в душе Геннадия к этому Олегу, как когда–то вскипала ревность. Он молчал.

— Так ты будешь?

Ткачук хотел сказать «да», но остановился, как перед стеной. Его напугал вопрос: «Что произойдет, если он встретит Олега?» Никто не удержит от преступного шага. Никто. И тогда будет уже не одна жертва, а две, и он… А значит, три. И он испугался… за себя.

— … Не знаю, не знаю… скорее всего нет. Ира! Я должен тебя увидеть! Завтра! Когда это будет возможно! Утром? Часов в одиннаддать? А где?

— Помнишь то место, у «Нектара»?

— Давай там…

Генка положил трубку. Жаркий день тянулся мучительно медленно. Комната зеленела каштанами, за окнами бурлил звуками и голосами город. Шелестели кроны, а здесь в этой комнате, движение замерло. И день этот тянулся как самый страшный день в жизни. Еще ужаснее была бессонная ночь… Они опять стояли на краю обрыва, как когда–то в детстве. Он и только вместо девчушки — Лена. И только за трещиной в гигантской глыбе стоял не он, а Лена. Лукавые огоньки в ее глазах отражаются от снежной пелены, играют, раздваиваются, мечутся в бешенном танце. Еще два шага. Всего два, и ненавистная белизна. И улыбающаяся на угрюмом белом фоне не Лена. Танцуют огоньки, их много. И число их все увеличивается. И вдруг сплошной гул немыслимой силы от проснувшейся лавины с живыми упругими мышцами, стремительно расползается по обеим сторонам фиолетовой трещины. «Ле–на…а!!»

Утром он пришел к назначенному месту немного раньше срока. Стоял, тупо уткнувшись взглядом в витрину, и не заметил, как подошла Ира. И лишь когда она подергала его за рукав рубашки, вздрогнул и оглянулся. Ирка отпрянула. Не Генка смотрел на нее, это был кто–то другой с пожелтевшим болезненным лицом мумии с лиловыми отвисшими веками, с бессмысленными глазами и трясущейся складкой губ. Он сухо поздоровался и попросил проводить на могилу Лены.

— Расскажи подробнее…

Девушка несмело заговорила.

— Ее давно преследовал один парень. Когда–то они дружили, но не долго. Он считал себя «основным» в ее классе. Все его боялись. Ну–у–у и решил Олег подчинить, — Ира выцедила это слово, — себе Лену. Когда она сказала, чтобы он больше не ходил за ней и полностью разорвала все связи с его компанией, этот подлец поставил условие — или он, или никто. И никто больше не осмеливался подходить к Лене, встречаться с ней. В нашей компании она появлялась редко. Была замкнута, всю охоту отбивали дружки Олега. Он преследовал ее постоянно; не давал прохода, иногда часами выстаивал в подъезде, донимал не пропуская к квартире. Я ей предлагала заявить в милицию, но Лена отказалась; она хотела сама довести борьбу до конца, а в понедельник, — Ира вытерла платком набежавшие слезы, — как это ужасно!