Вильям Козлов - Чёрные ангелы в белых одеждах

— Вася, отойдем-ка в сторонку, — пальцем поманил его вернувшийся от егеря Горобец. Вадим видел, как он, приобняв шофера за плечи, отвел к сосне с кривым отломанным суком, на котором висела на проволоке проржавевшая каска, неизвестно когда и кем повешенная. Из нее после дождя пили воду птицы. Обычно добродушное толстогубое лицо псковского начальника было угрюмым, покатые плечи опустились. На солнце просвечивали рыжие колечки волос на висках, розово блестела плешь, а большое топориком ухо будто налилось кровью.

— С вечера никак не мог, Борис Львович, — виновато забормотал Василий — Шутка ли — столько баб к ночи собрать! И потом я хотел какие покрасивше…

— Дружище, спасибо тебе, конечно… — похлопал его по плечу Горобец — Прямо сейчас же, дорогой, усаживай их в «газик» — и в Пушгоры. Придумай что-нибудь, запудри им мозги…

— Что случилось, командир? — улыбка сползла с лица разбитного шофера. — ЧП?

— ЧП, Вася, ЧП… — вздохнул Борис Львович, — Я сейчас записку напишу Лихачеву из райотдела, ты ему срочно передай. Вместе с ним вернешься за нами, усек?

— Усек, Борис Львович, — покивал темноволосой головой посерьезневший Лукьянов, — Бу сде. Ну, а если не секрет…

— Какой секрет… От тебя у нас, Вася, нет тайн. Синельникова писатель случайно, как куропатку, подстрелил…

— Насмерть? — ахнул шофер.

— Только ты пока ни гу-гу! — голос Горобца посуровел. — Будет следствие и все такое.

— Царствие ему небесное, — на миг вскинул глаза вверх Василий, и Вадим, чуть не стукнувшись затылком о стропилину, отпрянул от окна, но шофер его не заметил, — Хороший хозяин был. Не жадный. У него на складе любой дефицит в наличии, как же теперь без него?

— Свято место не бывает пусто…

— Борис Львович, бабенок-то надо хотя бы накормить… Я возьму что там в холодильнике осталось? И пару бутылочек?

— Ради Бога, — махнул рукой Горобец и снова пошел к своим.

Василий пошептался с высокой блондинкой, та пожала плечами и повела подружек к озеру, видно, что она тут не первый раз, а шофер, захватив зеленый рюкзак из машины, направился в «банкетку». Вадим слышал, как он там звякал бутылками, хлопнула дверца холодильника «ЗИЛ», под его ногами скрипели половицы. Вскоре он вышел с распухшим мешком в руках.

Еще немного погодя, как утки за селезнем, вслед за высокой блондинкой гуськом прошли к зеленой машине поскучневшие женщины. В сторону все еще мрачно сидящих на скамьях вокруг стола мужчин они даже не посмотрели.

«Газик» зафырчал, выстрелил глушителем и, выпустив клубок синего дыма, неторопливо покатил к воротам.

Вадим поставил лыжи к бревенчатой стене дома, шерстяной рукавицей стер с полозьев налипший снег, прутяным голиком поколотил по носкам серых валенок, хотел было толкнуть дверь в сени, но вдруг увидел на нижней ветке сосны, что возвышались над приземистым корпусом с замороженными окнами, огромную черную птицу с зловеще поблескивающими круглыми глазами. Птица повернула в его сторону большую отливающую вороненой сталью голову с крепким черным клювом, хрипло курлыкнула и тяжело сорвалась с ветки. Вниз посыпались мелкие сучки, иголки. Полет невиданной до сей поры птицы был неторопливым, плавным. Она будто проскользнула меж стволов в сторону заснеженного озера и вскоре исчезла из глаз.

Из дома вышел Григорий Иванович в толстом коричневом свитере с широким воротом, ватных стеганых брюках и черных валенках. Через открытую дверь выплеснулась наружу тоскливая музыка из репродуктора.

— Дедушка, я видел большую черную птицу, перья с блеском, глаза тоже, — стал рассказывать Вадим, — Она крикнула и улетела…

— Подох, дракон, будь он трижды проклят… — глядя мимо мальчика сузившимися глазами, произнес дед. — Вадик, самый страшный и жестокий человек, который когда-либо родился на земле, наконец-то подох… Я не могу сказать, отдал Богу душу, потому что ему прямая дорога в ад, где его давно уже поджидают бородатый Карл и Сатана-Кабан…

— Сталин? — ахнул Вадим.

— Господи! Неужели ничто не переменится? — все еще глядя в ту сторону, куда улетел черный ворон, Добромыслов несколько раз истово перекрестился. — Только бы к власти не пришел такой же палач и убийца Берия. Этот по трупам полезет к трону! Всю страну кровью зальет!.. Что за несчастная Россия? Ну почему ею столько лет правят драконы и нечистая сила?

Вадим не почувствовал ни радости, ни печали. Он слышал от отца с матерью и от деда, что Сталин — это чудовище, тиран, палач, погубивший миллионы ни в чем не повинных людей. Но точно так же все говорили и про Гитлера. Если фюрера изображали карикатуристы в газетах и на плакатах, то портреты и скульптуры Сталина попадались на глаза везде. И Гитлер и Сталин были для Вадима символами Зла. Лишь несколько близких человек утверждали, что Сталин — это палач и убийца, а учителя, газеты, радио, учебники — все в один голос воздавали хвалу «великому вождю и учителю». И вот он умер или, как дед говорит — «подох». Григорий Иванович редко употребляет грубые, ругательные выражения, а тут «подох»! И темно-серые глаза у деда возбужденно блестят, бородатый рот расползается в счастливой улыбке. Большие руки его теребят конец сыромятного ремня на штанах.