— Чта это вы все сидите дома и ни к кому не заходите?
— Например, к вам?
— Например, ко мне. Чта в этом, собственно, такого? — он развел руками — этакая искренняя пташка. Но нет, ему не обмануть меня — я привык к тому, что мое окружение, (та, по крайней мере, часть его, которая относится к людям), состоит исключительно из врагов.
— Не знаю… — я сделал вид, что замялся, — может, как–нибудь я зайду.
— Буду рад! — он шаркнул ногой.
— Сегодня ночью обещали северо–западный.
Опять. Нет, я и на этот раз ничего не говорил.
Я напрасно надеялся, что разговор окончен. Старик уставился на меня кривым прищуром и произнес:
— А чем вы зарабатываете себе на жизнь?
— Почему вы спрашиваете?
— Ну… люди интересуются, знаете ли, — он так вытаращил правый глаз, что мне показалось, будто сейчас он вывалится у него из глазницы.
Люди. Какие?
— Сегодня ночью обещали северо–западный. Сильный? Исчё какой! Ого! Это к холоду… Опять придется запасаться меховой одеждой. Точно, к холоду. Всякое случается… Но в прошлом–то году холода не было. Вот–вот. Значит, будет в этом. Да–да. Раз на раз не приходится.
Теперь я вспомнил, откуда взялись эти слова. Да, вспомнил. Как же я мог забыть? Блестящая подсказка, которую дало мне подсознание. Понятно, кого он имел в виду, когда сказал, что мною интересуются. Как все это ничтожно, трудно даже поверить!
— Кто интересуется?
— Соседи.
— Ну и что? — осведомился я равнодушно.
— Мы думаем, что вы писатель, это правда?
Я чуть не подпрыгнул от неожиданности. Сегодня ночью обещали северо–западный! Сильный?! Исчё какой!!! Ого!!! Это к холоду!. Опять придется запасаться меховой одеждой! Точно, к холоду! Всякье случается! Но в прошлом–то году холода не было! Вот–вот! Значит, будет в этом! Да–да! Раз на раз не приходится! Но тут же взял себя в руки и сухо ответил:
— Нет.
После этого старик уже не наступал. Впрочем, наверное, он все–таки собирался, но, прежде чем придумал, какой следующий вопрос задать, я уже успел попрощаться.
Я решил сходить в магазин, и заодно прогуляться. Дело в том, что в голове моей появился один любопытный замысел, и сейчас я старательно обдумывал, могли бы подобные действия пойти на благо той великой идее, которую я вынашивал много лет и кою уже начал излагать на страницах этой книги.
Вернувшись из магазина, я прошел в спальню, достал свою покупку и выложил ее на стол. Это был рулон плотной фольги для мяса. Я смотрел на покатую лоснящуюся поверхность — у меня уже не было никаких сомнений, что мой план необходимо воплотить в жизнь. Более того, я готов был начать прямо сейчас. Но я убедил себя, что следует подождать второй половины дня.
В этой фольге теплилась жизнь, каждой частичкой своего тела я ощущал ее серебряные яркие брызги.
— Ты меня слышишь? — это был мой собственный голос.
Никакого ответа не последовало.
Я сел за стол и коснулся продолговатого рулона кончиком мизинца. Странное скользящее ощущение покоя.
Мне показалось, что в тишине комнаты фольга чуть скрипнула.
«Наверное, она пытается ответить и не может — так ничтожен мой способ общения, — решил я, — но все равно на всякий случай следует подождать».
Я отвел глаза. Черный квадрат стола, а на нем — полый цилиндр с толстыми стенками. Свет дня отражается в его выпуклом зеркале белесым эллипсом. Ниже стола — грязный линолеум пола с коричневыми свечевидными узорами. Мне пришло в голову, что было бы очень забавно заставить их зажечься и осветить этот двумерный сплющенный мир. Но как это осуществить? Наверное, с этим даже не справился бы пирокинез.
Тонкая продольная линия разреза делила линолеум на две широкие дорожки, чуть бугристые, с узкими холмиками–волнами. Вот оно — мое море, не пенящееся, не ревущее. Оно застыло, словно под тяжестью накопившейся соли.
Соляное озеро покоя.
Я подумал о бельевом шкафе, который стоял в дальнем углу комнаты, стоял и не двигался. Внутри него клубились какие–то тайные размышления, коими он постоянно обменивался с другими предметами. Я чувствовал это, но не мог услышать, о чем он с ними разговаривал, как ни старался.
Нет, я постоянно должен напрягать слух до предела. Если я смогу достоверно описать, как происходит общение между предметами, появится еще одно — главное — доказательство моей теории.
Я посмотрел на шкаф. Да, только теперь посмотрел, до этого я лишь думал об этом предмете, а свежий зрительный образ отсутствовал. Но я опять не ощутил ничего нового, я решительно не мог уловить тот внутренний поток мыслительных процессов, который в нем циркулировал.
Читать дальше