Валерий Митрохин - Афорист

Однажды случилось. Родился ребёнок? Или звезда? Грянул гром? Взорвалась бомба? Умерла мать?

Что–то одно или всё сразу.

Однажды это случилось. И всё изменилось. И все мы стали другими.

Поправка. Однажды это случится. И мы станем другими.

Семивёрстов лежал на спине, отвернув голову от света. Слёзы шли по крупным крыльям носа. На виски. Он плакал тихо, казалось, не дыша.

— Что ты видишь на солнце?

— Ничего. На него не посмотришь.

— Это значит, что ты ещё не готов.

Первый раз я умер, еще в детстве. Утонул в пруду. Второй — когда упал с велосипеда: ночью удирали с баштана от сторожа — переднее колесо попало на камень, и я вылетел из седла кувырком. Тогда мне было пятнадцать.

В восемнадцать лет я умер на операционном столе. В двадцать — в объятиях очкастой медсестры, которая ненамного была старше меня. Но знала о жизни больше моего и свалила этот свой опыт на меня оптом.

Умирал на улице под колёсами машин, срывался в пропасть. Терпел катастрофу в самолёте. Меня настигала случайная пуля в ночной перестрелке рэкетиров. Подстерегал и прошивал нож квартирного вора в подъезде моего же дома. Я умирал несчётное число раз. И до сих пор помню себя, а значит, живу только потому, что в самый первый раз, когда рождался, я выжил. Да! Тогда был самый первый раз. Хотя, возможно, умирал ещё раньше, когда Она захотела избавиться от беременности. Трудно сказать, когда он был, тот первый раз. Она отказала моему отцу и убила меня. Она спасла меня от воспаления лёгких, то есть воскресила на свет Божий, когда мне было шесть месяцев. Её давно нет, а я люблю Её. И если такое возможно, значит я с Нею там. Я здесь и там живу, умирая ежечасно. Живу, живу, живу.

Лишь Бог не подписывается под мудростью своей. Всем и так ясно, чья она. Гений.

Часто чувствую движение своё, приближение к истине. Вот–вот она откроется мне. Ну, ещё чуток, ещё малость и я воскликну: знаю! Но делаю ещё шаг, ещё, а перемен особых в себе и в мире не замечаю. Особых — не вижу, лишь иногда по мелочам что–то такое ощущаю: вот это звучит не так сегодня, как вчера. А то пахнет иначе, чем раньше. А с этим я больше не хочу общаться. А та не такая уж красавица. Дурнушка нежна, как земляника. А от гиацинтов болит голова.

Свет фонаря падает и напоминает: яркий конус, белоснежную островерхую гору, пирамиду из отливающего голубизной льда. Чин (из блокнота сюжетов).

А что если и мне назвать этот роман «Сборник сюжетов»? Автор.

Конец мая. Седьмой час вечера. Тихо, облачно. В закатной части невысоко над горизонтом, чуть правее ещё слепящего солнца — небесная картина: лесная дорога. По левой стороне её — кустарник — скорее всего, боярышник, тёрн или шиповник. С другой — деревья — похоже, кизил, рябина и лещина… Узкая дорога — тенистая, поросшая по обочинам высокой травой. Зовущая. (оттуда же).

Из хаоса:

— Бегу, значит, я как–то по своим собачьим делам.

— Почему по собачьим? Ты ведь не собака.

— Собака.

— Разве можно так о себе?

— Я бы вопрос поставил иначе. Разве можно так о собаках?

— Плохо говоришь, почему?!

— Но я всё–таки собака. Потому что родился в год Собаки.

— Ах, вот оно что! О себе можно так говорить, о других нельзя.

— Что ж, возможно, вы и правы — у меня женская психика. Разве что только женщина так вот резко и часто, на каждой странице по несколько раз, может менять тему.

— Самому себе посвящаю.

Созвучия:

Конвейер. Конвоир.

Соительница.

Слёзистая.

Задача простая — загрузить без лишнего шума всех означенных и транспортировать в Окоёмию. Тойфель Кар.

Человек беззащитнее таракана. Хакхан.

О, этот Райх

На клеверах!

О, этот кайф!

О, лайф!

(песенка шмеля–полиглота)

Половой двигатель.

История — это видения, которые проходят сознанием умирающего. Вот уже две тысячи лет продолжается эта агония.

Господи Иисусе Христе, прости нас! Распиная Тебя, мы ведали, что творили!

Психома

Нередко Господь безучастно взирает на то, как мы пропадаем, гибнем. Но не потому, что Он равнодушен к нашим бедам и страданиям. Просто Он знает то, что не ведомо нам. А именно то, что мы в душе своей бессмертны и окончание земного срока — только бренная смерть, всего лишь избавление от этих несчастий.

Слова стали утрачивать свою точность. На всё происходящее слов теперь недостаёт. Они больше не объясняют смысла некоторых явлений. Автор.

Только приговорённый к смерти понимает, насколько наша жизнь полна лжи. Потому что перестаёт лгать сам.