— И тебе там не страшно? Среди могил и крестов. Нужно оно тебе? — увещевали его многие одноклассники.
— А чего там бояться, — отвечал Виктор. — Мёртвые не встанут, а в приведения я не верю.
— Но там же темно, сидеть негде.
— Ну, темно сейчас везде. Это и хорошо — никто тебя не видит. А что касается того, что сидеть негде, то в этом вы не правы. Там есть отличные лавочки возле могил или надгробных памятников.
— Так ты прямо у могилок сидишь?
— Ну да. Получается как бы отдельный особнячок — и ограда, и калиточка, и лавочка. Очень удобно и уютно. Тихо, спокойно, никто не мешает. Вы же знаете песню, — и Лемберт напел знакомый куплет стихов Владимира Высоцкого (или приписываемых ему):
А на кладбище так спокойненько,
Ни врагов, ни друзей не видать.
Всё культурненько, всё пристойненько —;
Исключительная благодать.
— И что, девчонкам там тоже не страшно?
— Ну, на первых порах боятся, аж трусятся. Но потом привыкают, и говорят, что им там тоже нравится.
Но было у Лемберта ещё одно, и тоже довольно странное, увлечение: он очень любил анекдоты. Казалось бы, что в этом плохого — анекдоты нравятся многим, они порой очень тонко подмечают все изъяны человека и общества, этот самобытный юмор является лакмусовой бумажкой событий, происходящих как в человеке, так и стране в целом. И часто составителям этих анекдотов удавалось высмеивать человеческие пороки лучше, нежели это получалось у известных юмористов. Да те и не могли шутить на очень уж острые темы, а вот анекдоты передавались из уст в уста абсолютно беспрепятственно. Одни анекдоты рассказывали во всеуслышание, при рассказе других — понижали голос, а третьи вообще рассказывали шёпотом. Но весёлый, а нередко и осуждающий, обличительный смех от этого тише не становился. Так в чём же дело, что необычного было в таком увлечении Лемберта? А необычным было то, что каждый новый услышанный им анекдот он заносил в свою записную книжечку, которую постоянно носил с собой. Записывал он анекдоты, наверное, очень кратко, всего в пару строк — это можно было определить по небольшому времени, чтобы анонсировать очередной анекдот. Уж как он их сортировал, никто не знал. Но во многих беседах Виктор вдруг вытаскивал свою книжечку, несколько секунд листал её, а потом выдавал острый анекдот на тему разговора. И нужно признать, во многих случаях это было очень эффектно и к месту.
Одноклассники не разделяли ни первое, ни второе увлечение Лемберта, ни у кого, например, не возникало желаний повторять второе увлечение Виктора — кто–то помнил анекдоты, лучше, кто–то — хуже, некоторые их вообще, как тот же тёзка Виктора Самойлов, очень неважно запоминали анекдоты, да и эффектно рассказывать их не могли. А вот у Лемберта была очень артистическая натура, которая скажется гораздо позже. Но это не никого не подвигало на подобные подвиги. Да и первое его пристрастие никого не соблазняло на повтор — остальные одноклассники (и девчонки, и ребята) предпочитали проводить время в менее экзотических местах.
В родном городе таких мест можно было найти немало. Их районный городок, несмотря на не слишком большую численность населения (около 13.000 человек), был расположен, тем не менее, на значительной территории. В центре планировка улиц Таращи была классической — улицы пролегали строго перпендикулярно, изгибаясь где–нибудь только уже в их окончаниях. Центральной была улица Шевченко (ранее Дворянская), параллельно ей выше располагались Карла Либкнехта (Александровская), ниже шли улицы Советская (Григорьевская) и Богдана Хмельницкого (Ивановская), а пересекали эти стрит (Street) такие авеню (Avenue) как Парижской Коммуны, стыкующейся с улицей Ленина (Софийская), Красноармейская (Солдатская) и Розы Люксембург (Екатерининская). При этом географически авеню располагались под небольшим углом по оси Юг — Север (на примере центральной улицы — со стороны школы в сторону городских и районных административных зданий). Что касается улицы Ленина, то её первые 3 квартала были спроектированы по плану бульвара. Центральная улица города Дворянской была названа недаром. Проживали на ней, по большей части, люди дворянского сословия. Центральная часть улицы не так уж длинна — чуть более километра, но очень красочна. Поэтому так приятно прогуляться улицей Шевченко летним вечерком и составить своё впечатление обо всём городке.
Кроме этих более–менее крупных и ухоженных улиц в стороне было немало различных мелких улиц или переулков, не столь уж правильной планировки. Расположен городок был на пересечённой местности — его центр ещё на равнине, выше улицы не особо заметно поднимались вверх, а вот вниз авеню шли под довольно заметный уклон. Та же улица Ленина после пересечения с Богдана Хмельницкого круто спускалась вниз, деля этот участок на два городских района: Заречье и Лысая Гора. Далее эта улица, поворачивая то влево, то вправо, доходила до самого леса. Спускалась к прудам и улица сама Богдана Хмельницкого. Затем она вновь поднималась, чтобы, разделившись надвое, создать, устремившиеся влево и вправо, две новые улицы: Белоцерковская и Кирова. Ранее в старой Тараще были и такие улицы как Мариинская, Зиновьевская, Глаголевская, Ануфриевская, Поворотная, Прямая, Гончаровская, Песочная, Церковная и Весёлая. Некоторые из них сохранили свои названия и по настоящее время, например, Белоцерковская, Ломаная, Глыбичок.
Читать дальше