Брайан Глэнвилл - Олимпиец

Она слушала, не глядя на меня, потом, помолчав, сказала: «Я тебя не виню». Пожалуй, рассчитывать на большее я и не мог.

Вернувшись в Лондон, я ему позвонил и посоветовал прилететь самому и всё уладить.

Какое далёкое, какое трогательно видение: вот они бегут вместе в Хампстед — Хит. Наверное, счастье недолговечно…

До отъезда в Перт мы не встречались; по правде говоря, я боялся встречи с ней: если бы мы поссорились, это могло бы начисто выбить меня из колеи. Увозить всё это с собой за двенадцать тысяч миль? Мысли о ней давили бы на меня день и ночь.

После визита Алана я позвонил Джил, и если бы она говорила по–дружески, как–то подбодрила, я поехал бы в Манчестер. Но она была холодна, как прежде. «Послушай, — сказал я, — я хочу ребёнка. Рожай его на здоровье. Серьёзно». А она только ответила: «Очень хорошо, Айк».

«Это всё, что ты можешь сказать?»

«Да, всё». — Казалось, она вот–вот расплачется, но она повесила трубку. Никаких «как у тебя», «как тренировки». Поэтому, вернувшись в Лондон, чтобы присоединиться к команде, я уже больше не звонил ей — наверное, был не прав, но уж очень боялся. Правда, я написал ей, что сильно изменился, что люблю её и не заехал перед отъездом только потому, что ужасно волновался перед таким событием, — она должна понять меня, зная, что мне предстоит.

Я даже не зашёл домой — не мог там быть без Джил, — вместе с командой жил в «Ланкастер — Гейт». Жаль, что с нами не ехала Хельга, — может, её присутствие мне бы помогло, но не исключено, конечно и обратное.

В последние две недели она уже не тренировалась в Спортивном институте. Оказывается, Курт отчитал её, велел оставить меня в покое перед таким важным соревнованием, заявил, что она обязана думать о других. «Я ответила, что ты не ребёнок, и сам знаешь о предстоящем соревновании, и пусть он тебе говорит, что надо делать, а не мне».

Словом, она скрылась из виду, и так действительно было лучше. Я ездил во Франкфурт один, и она не подбирала меня на своей проклятой машине. Как–то она сказала: «Знаешь, Курт предпочёл бы иметь дело не с мужчиной или женщиной, а с роботами, на которых можно всё измерить, а когда они не бегают, он бы их выключал».

В некотором отношении Курт не отличался от Сэма. Со стороны всё воспринимаешь иначе; хотя Хельга была бегуньей и тренировалась у него, он тоже к ней относился несерьёзно, потому что она — женщина и бег для неё просто хобби.

Перелёт в Австралию сплошь взлёты и посадки. Только заснёшь, тебя тут же выкидывают из самолёта.

Я знал, что в пути ко мне обязательно начнёт приставать Рон Вейн. Он сел рядом, едва мы взлетели в Лос — Анджелесе. Сперва, как обычно, он сказал, что очень доволен моими результатами, а потом: «Что я вам говорил, Айк? Не был ли я прав? Стоило только поменять тренера. Это надо было сделать давным–давно». Я отделался кивком головы — говорить с ним всё равно бесполезно.

Курт собирался в Перт, но там будет и Сэм — ещё одна головная боль. Сэм тренировал двух парней из команды: барьериста Джека Скотта и бегуна на 800 метров Ронни Блека. С Джеком я какое–то время тренировался, второго парня не знал. Со мной они почти не общались, только поглядывали да пошептывались. Представляю, что им наговорил обо мне Сэм…

В Перте всё оказалось таким же, как в Кардиффе. Не погода, не люди — атмосфера отличалась от Олимпийских игр, больше напоминала атмосферу большого пикника. Мы все жили в коттеджа, со мной — другой бегун на милю, Питер Карсон. Я ему отчасти завидовал: он на высокое место не рассчитывал и спокойно участвовал во всеобщем веселье, а я до финала не мог об этом и подумать.

В первый же день тренировки с Куртом я встретил Купера. Он был очень дружелюбен, протянул руку и сказал: «Привет. Надеюсь, тут ни один из нас не упадёт».

Пожав ему руку, я ответил, что тоже на это надеюсь. Он предложил мне пробежать с ним несколько кругов в лёгком темпе, но я поблагодарил и отказался — у меня, мол, тренировка с Куртом. Он улыбнулся, сказал: «Ничего страшного, не переживай» — и побежал один. Симпатичный малый, но даже с таким надо быть начеку, тем более перед ответственным соревнованием. Возможно, он позвал меня без всякой задней мысли, а может, хотел пронюхать, не перетренирован ли я, когда он, к примеру, полон сил. Или, скажем, согласись я сейчас бежать с ним, он припустит, как заяц, два первых круга, оставит меня позади и выведет из равновесия.

На третий день случилось то, чего я боялся. Появился Сэм. До этого мне удавалось не попадаться ему не глаза. Он бывал на многих соревнованиях, где я выступал, но, видно, как и я, не стремился к разговору. Однажды в Уайт — Сити я кивнул ему и спросил: «Всё в порядке, Сэм?» — но он отвернулся, а я подумал — катись, раз такой гордый. Но на сей раз он явно жаждал крови. Стоял выпятив грудь, упершись рукой в бедро и с ухмылкой сверлил взглядом меня и Курта.