Рена Юзбаши: Целая вечность и на минуту больше-1

— И даже в светской хронике это событие не осветили? Как же ты упустила такую возможность погламурничать? — протянул я.

— Издеваетесь?

— Да ни за что на свете, и пока я не увижу готовую программу Съезда, ты — мое все. Значит, в субботу Мехти и Тарана работают, а ты, Байрам, в воскресенье со мной поедешь в аэропорт встречать господина Мурасаки.

— В воскресенье?! — в его голосе слышалось столько неподдельного изумления и муки, что я на какое–то время засомневался в своем рассудке. Может, я свихнулся и попросил его слетать со мной на Луну?

— Воскресенье — это седьмой день недели. Иногда в этот день работают, если того требуют чрезвычайные обстоятельства.

— В моем случае, свободное воскресенье — чрезвычайное обстоятельство, — ехидно добавил Мехти.

— Терпи, казак, атаманом станешь.

— Ага, как же, скорее Байрам атаманом станет, чем я послом.

— Ну, ты! Что значит «атаманом станет», я министром стану.

— Именно это Мехти и хотел сказать, — примиряюще сказал я.

— А Байрам слова, состоящие из большого количества букв воспринимает как оскорбительные, — вставила Тарана.

— Чего?

— Ничего, Байрам, она говорит, что твой словарный запас нужно развивать. Слов тебе надо знать больше, — пояснил я, понимая, что моя последняя фраза привела Байрама в глубокую задумчивость. Глубокая задумчивость Байрама как феномен оставалась явлением до сих пор неизученным и малопонятным, а оттого и пугающим.

— Ладно, ребята, за работу, а я на обед побежал.

У всех троих были такие изумленные лица, как будто я сообщил им, что решил исполнить стриптиз на рабочем столе. У министра в кабинете. И чего они так поражаются тому, что я хочу уйти по личным делам — бывало же, что я на обед выходил и не только потому, что Медину надо было из школы забрать. Правда, что–то я сейчас ничего подобного вспомнить не могу, но наверняка было.

— Привет, Марьям.

— Здравствуйте, Арслан.

— Чем порадуете?

— А на что вы рассчитываете?

— О, задавая такие вопросы мужчине, вы не боитесь нарваться на откровенный ответ?

— А я вообще мало, чего боюсь.

— Вы себе не представляете, как меня привлекают бесстрашные женщины.

— Я себе не смогла бы представить, как вас привлекают страшные женщины.

Ух ты какая! Меня так отшить! Меня, которого половина МИДа боится из–за моего длинного языка, предпочитая выговор в личное дело моему выговору?! Ладно, Марьям, посмотрим, кто кого.

Через час я выходил совершенно обескураженный. Остались, оказывается, женщины, читавшие Торнтона Уайлдера и мечтающие встретить Теофила Норта…

Так, так, звонок из–за границы. Не боясь остаться в позе Венеры Милосской, обе руки даю на отсечение, что кто–нибудь из участников Съезда. Ну, началось, и да хранит меня Аллах.

— Hello, Арслан!

— Hello!

— Это миссис Джафарлы, из Иллинойса вас беспокоит.

— Слушаю вас, миссис Джафарлы.

— У меня возник вопрос по поводу предстоящего Съезда, и я решила своими сомнениями поделиться с вами.

Ну, поехало — теперь либо будет просить оплатить дорогу ее внучки, либо потребует бизнес–класс вместо эконом–класса.

— Вы знаете, нам рекомендовали из Франкфурта лететь исключительно нашими национальными авиалиниями, а это создает определенные неудобства.

Так, если я у нее сейчас спрошу, какие именно неудобства, батарейка телефона у меня сядет окончательно.

— Миссис Джафарлы, если вы оплатите разницу билетов между нашими авиалиниями и иностранными, то можете выбрать любую.

— Да? Вы знаете, может это не самая плохая идея летать нашими авиалиниями? В конце концов, этим мы поддерживаем экономику родной страны…

Она говорила еще минут пять, пытаясь абсолютно разубедить и себя, и меня, что совершенно не жадничает, а полетит нашими авиалиниями из идейных соображений.

Суббота. Сегодня можно и до девяти поспать. Совсем я завертелся и забыл: я же сегодня обещал Миечку в «Coffee» взять, лишь бы моя благоверная с нами не увязалась. Иначе «Coffee» на какое–то время оперу La Scala будет напоминать. Во всяком случае, сцена, которую закатит Асли, по драматизму ни одной из опер Верди не уступит.

Честно говоря, я тоже хорош — за восемь лет брака давно пора было бы махнуть на нее рукой и, заткнувшись, слушать все, что она несет. Личность она у меня яркая, причем настолько, что впору солнцезащитные очки надевать, чтобы глаза не выжечь.

Уже через два часа я высадил донельзя довольную Миечку перед домом, а сам отправился на свою «каторгу». Первым, кого я увидел, был понуро бредущий по коридору Мехти. Завидев меня, он как–то обреченно вздохнул и двинулся ко мне.