Catherine de Froid: Идеальный мир

— Я бы и поверил, — вздохнул Андрей, — если бы не моя дебильная привычка все усложнять.

— Хватит уже! — Мечтательница незаметно подошла к нему. — Уже меня заразил своей депрессией!

— Прости! — улыбнулся Андрей.

Они обнялись.

«Одной проблемой меньше, — подумал Учитель. — Но новый хранитель все равно нужен».

— Мечтательница, теперь ты согласна на Наблюдателя? — спросил он.

— Тащи его сюда! — совсем по–земному сказала она.

— Вы это о чем? — поинтересовался Андрей, пропустивший этот разговор.

— Друг мой, — попросил Утешитель, — избавляйся понемногу от земной морали и начинай читать мысли. А то нам надоест тебе все пересказывать!

Снова зов хранительницы. Задерживаться нельзя. Благо в этом мире невозможно никуда опоздать, даже если ты идешь в обход и насвистываешь, чего за бывшим Безымянным не водилось.

Наблюдатель видел все, что происходило в этом мире. Не ускользнуло от него и то, что хранительница несчастна. И, понятное дело, он знал, зачем его зовут.

От не собирался отказываться или ломаться. В его мире ложной скромности не существовало. Там нельзя было быть лучше или хуже, и если уж тебе что–то доверяли, нужно было исполнять.

Наблюдатель понимал, что достоин того бремени, которое на него возлагали. У него была примитивная, но крепкая нервная система, которая в этом мире разрослась до невероятных размеров и заменила ему мозг. Большую ее часть Наблюдатель использовал, чтобы наблюдать за этим миром и размышлять. Но ему приходилось постоянно тренировать свой ум различными философскими вопросами, чтобы развивать мозг и дальше. Теперь его способностям найдется действительно важное применение.

Вот и те, кто ему нужен. Здесь собралась вся «элита» этого мира. Уж он–то знал, как они отличаются от остальных. Хранительница, Утешитель, Андрей и он сам.

Мечтательница была богиней этого мира, и осталась бы ей, даже если бы больше не носила в себе всеобщую судьбу, ведь именно ей все они были обязаны встречей.

Утешитель… Его никак иначе и не назовешь. Он мог помочь кому угодно, и всегда оказывался в нужном месте в нужное время. Никто в этом мире не терпел столько оскорблений, никто не нес в себе столько добра. Утешителя нельзя было не уважать, хотя Наблюдатель не знал, как к нему относится «серая масса».

Андрей — нечто непонятное, смесь противоположностей, «свежая кровь» в этом мире. Сначала он ввел в ступор мироздание, потом вдруг взялся помогать людям, дважды встретил свою любовь, одну бросил, другая ушла от него. О ее уходе Наблюдатель жалел и сам. Она была еще страннее всех обитателей этого мира, вместе взятых. Она вносила разнообразие. Она была слишком новой и слишком много думала для этого мира. Поэтому и вернулась к себе.

Себя Наблюдатель мог назвать глазами этого мира. Он был единственным, кто держал в голове картину всего этого мира. Скоро ему предстояло принять бразды правления у хранительницы, и он понимал, что справится.

Он прервал размышления и приземлился на поляну, где его уже ждали.

— Я готов, — сказал он просто. — Что надо делать?

Она вдруг поняла, до чего плохо знает законы мира, который создала. Только что Наблюдатель выразил полную готовность сменить ее на посту хранителя мира, а она стоит, как… как медуза, и не знает, что делать. Она беспомощно обернулась на Утешителя:

— Я не знаю, как…

— Я тоже не знаю, — вздохнул он. — Давайте спросим у того единственного, что может знать. У мироздания.

Мечтательница вторично обозвала себя медузой. Она как ребенок, честное слово. Еще не привыкла, что в этом мире есть универсальный способ все знать, все уметь и выходить из любых ситуаций. Надо бы уже научиться все спрашивать у мира, а она к Учителю пристает.

Она задала свой вопрос, и получила ответ. Наблюдатель тоже уже знал его, поэтому они не стали тратить времени на разговоры, и через минуту все было готово.

Мечтательница… или уже Маша поняла, какой груз она держала в голове все это бесчисленное время, а Наблюдатель в полной мере прочувствовал и осознал этот мир. Раньше в его голове были просто люди (и нелюди, разумеется; просто автору привычнее использовать слово «люди») с их безграничными потребностями и далеко не идеальными характерами, теперь у него были безграничные возможности помощи им, и он это знал. Но, кроме ощущения могущества, мало что изменилось. Похоже, он мог все это и раньше, просто не знал этого.