Рейнеке Патрик - Из жизни единорогов

— Понятно…

Я слышу, как он на ощупь, не поднимаясь с кровати, шарит рукой по столу, что-то роняет, тихо ругается. Потом я слышу характерное вяканье, которое обычно издают мобильники, когда набираешь на них чей-то номер. Далее до моего слуха доносится следующее — все хриплым голосом и сквозь нескрываемую головную боль:

— Н-да… Да, я… Думаю, что похмелье… Не знаю… Ну, скажите, что отравление… Сейчас?… Здесь, у меня дома… Вид?… — раздается скрип пружин, похоже, он перегибается с кровати, — Вид сносный…. Да…. Да, я знаю…. Да, виноват…. Мужчинам вообще нельзя доверять, Лиса.

Я слышу, как он разъединяется.

— Что это было, док? — спрашиваю я. Когда до меня, наконец, доходит смысл последней фразы.

— Меня назвали безответственным кретином. Зато ты теперь — с полной ответственностью — можешь не идти на работу. И не спрашивай, откуда у меня ее номер телефона.

Мне становится стыдно. Усилием воли — нельзя же допустить победу Якова в нашем споре о физиологическом детерминизме — я заставляю себя встать. Доползаю до кухни, выпиваю два стакана воды, потом наливаю Штерну, и тут вижу его шатающимся в дверях кухни. Он в своем роскошном халате, видимо, в отличие от меня у него хватило вчера и силы, и воли на то, чтобы раздеться. Отодвинув меня в сторону, он лезет в холодильник, достает оттуда лимон и, надрезав, выжимает себе в стакан несколько капель сока. Выпив залпом, он садится за стол и строго на меня смотрит — насколько это вообще возможно, строго смотреть такими красными глазами.

— Вот что б больше — ни разу в жизни!..

— Угу, — я покорно киваю.

— Вообще ни разу!

Я снова киваю.

— И, пожалуйста, ни слова больше о том, что было вчера. В том числе и об этих людях…

Я опять киваю. А что остается?…

— Все. В душ, а потом работать. Ты делай, что хочешь.

Обидно, конечно… Зря что ли столько всего узнал о нем личного и интересного?.. Зря что ли в обнимку столько ходили?… Ну, с другой стороны, сам же вчера кинулся отстаивать право человека на отшельничество…

На работе все расспрашивают о моем самочувствии. Прямо неловко. Лиса, загадочно улыбаясь, дожидается, когда мы остаемся наедине, и только тогда говорит:

— Я так чувствую, тебе понравилось, когда тебя красивые молодые люди на плече таскают?

— Ну, вот плечо-то как раз всю дорогу было мое, — и чтобы как-то отвязаться от пытливого взгляда Лисы, рассказываю ей о посещении Гарика и о том, что я узнал от Алекса с Яковом.

— Да, любопытный юноша, — говорит она. — А как у него дома?

Я честно рассказываю про розы и веера. Она загадочно улыбается, но, кажется, мой ответ ее удовлетворяет. По крайней мере, никаких вопросов больше не следует. Ну, да, мало ли… Может, Штерн меня просто одного домой пьяного не отпустил, а повел ночевать к себе. Ну, тем лучше. Интересно только, откуда у него ее телефон, и почему она об этом меня не спрашивает.

Между тем является герой моей повести. Я еще издали различаю его шаги, и поворачиваюсь назад, чтобы посмотреть, как он будет общаться с Лисой после того, как удостоился от нее вчера столь нелестной оценки. Не глядя в мою сторону, он подходит к ней с заполненными требованиями.

— У нас все хорошо? — интересуется она у него нарочито томным голосом, каким обычно спрашивает, не хочет ли он снять пальто.

— Ну, разумеется, — отвечает он в той же манере с легкой полуулыбкой.

Если бы это не была неспособная интересоваться мужчинами Лиса, и если бы это не был органически не приемлющий никакого флирта Штерн, я бы решил, что эти двое друг с другом заигрывают. Хорошо еще, что девочки этого не видели!.. Что у них там все-таки за дела с Лисой, раз они так друг над другом подтрунивают? Хотя, с другой стороны, учитывая его просвещенность в отношении определенной символики и наличие допуска в «Лабрис», у них вполне могут оказаться и общие темы, и общие знакомые… И, разумеется, ни тот, ни другая, даже если у них прямо поинтересоваться, мне ни о чем не расскажут.

Штерн идет ко мне, все с той же полуулыбкой садится и спрашивает, когда у меня будет время выйти с ним прогуляться по магазинам.

— Зачем?

— Затем, что я не могу пойти в театр с человеком, одетым, как для хиповской тусовки.

— А мы идем в театр?

Он достает билеты на «Дона Жуана» в Мариинку.

— Я, наконец, решился.

— А-а! Ты купил билеты у театральной феи! А если они превратятся в приглашение на данс-макабр?

— Туда тем более нельзя иди в таком виде, — резонно замечает он.