Эльдар Ахадов - Северные рассказы и повести

Солнце лупит во все заснеженные стороны. Вот она, долгожданная третья база! Полуослепший от яркого снега, вымотанный «до не могу», уже без традиционного чая и сигареты, валюсь на первые попавшиеся нары и забываюсь мертвым сном. Пока Гамза на доблестной «газушке» нас нагонит: можно успеть дремануть пару часов.

Разоспался от усталости так, что меня еле добудились. Раза три пытался очнуться ото сна. На четвертый раз — кое–как получилось. Кружка обжигающе горячего кофе и — в вездеход…

Первые двадцать три километра с двумя ледовыми переправами проскочили «намётом». Здесь мы уже бывали, трасса разглажена «Кировцами», по краям, как положено, выставлены вешки. С одной стороны дороги — вешка с белым отражателем на вершинке, а с другой — с красным. И вот мы уже сворачиваем от конца трассы направо, на северо–восток. Началась снежная целина. Дальше дороги нет.

Борщов взбирается на кабину, чтобы на ходу втыкать в сугробы вешки. Он укутан с головы до ног. И всё равно переживаю за него, хотя миссию эту Серёга берёт на себя добровольно. Морозец «за бортом» приличный. Плюс к тому: вездеход же не по асфальту идёт, кругом кочкарник, это опасно: можно свалиться. И ветерок на ходу — не хилый.

Через десять километров кочкарника и кустов пробиваемся в долину Большой Харвутаяхи. Несколько раз нам с Дионисием мерещилось, что впереди уже река, а потом снова оказывалось, что это всего лишь очередное озеро, из тех, что образуются из части русла реки, когда сама она уходит в иное место. Большегрузный Борщов на кабине над нами продолжает вешковать, несмотря на то, что уже пару раз едва не выпал под гусеницы нашего «танка».

Искали реку, искали, а когда она оказалась под носом — не заметили. Хорошо, что Борщов вовремя начал стучать своим кулачищем по люку вездехода. Сообразили на грани падения с обрыва: зато вид на реку и то, что за ней — отменный! Место широченное. С километр правее — противоположный берег изгибается плёсом. А вот с нашего как съехать — непонятно.

Ильдеев с Дионисием ищут место для съезда нашей «ласточки» вниз, ходят вдоль обрыва. Ага! Нашли. Назад бегут.

Всё равно — достаточно крутой спуск. Как на санках — ух, ты — пролетели вниз. А дальше–то куда? Крецу радостно тычет пальцем на середину реки. Тут и я замечаю оленьи следы и следы от нарт. Вот, по ним следуя, и выкарабкиваемся на другой берег. А там — кусты сплошняком! Прорываемся сквозь них и недюжинные приречные сугробы одновременно. Всё–таки любая растительность в тундре моментально способствует обильному снегозадержанию, в том числе — приречные кусты.

И тут мы опешили… После всего пройденного и оставленного за спиной, впереди перед нами посреди тундры замаячили натуральные Альпы! Всё. Мы подошли к границам долины реки. Ну, что? Глаза боятся, а руки делают! Вперёд, Дионисий!

И мы лезем по склону всё выше и выше. И мы находим тонюсенький перешеек, метров двенадцать, вверху между двумя глубокими громадными обрывами. И проходим над бездной. И идем дальше — по голой заснеженной тундре. Через пятнадцать километров — поворот по азимуту. И ещё с десяток километров по голой зимней пустыне. Начинает смеркаться. Пробрасывает легкий снежок. Как там Борщов? Жив ли?

Дионисий в шапке–ушанке с болтающимися в разные стороны, как у мужичонки из новогоднего мультфильма про пластилиновую ворону, ушами, вылезает наполовину из люка, переспрашивает Серегу. «Бу–бу–бу», — доносится в ответ голос неугомонного Борщова. Движемся дальше.

Только наш Крецу включил фары, как прямо перед нами в их свете возникают три непривычно крупные белоснежные куропатки. Я лично в первую секунду сгоряча, особо не разглядев, принял их за белых гусей. Нет, то были куропатки. Но величиной явно превосходящей всё, что я видывал прежде из этой породы.

Надивившись, отправляемся дальше. И вот впереди в кромешной темноте замаячило что–то. Не останавливаясь, вглядываемся. Да! Есть! Это оранжевый огонёк. Сличаю с прибором. По навигатору до назначенной точки ещё двадцать пять вёрст, но это явно то, к чему мы стремимся. Дионисий не отлипает от рычагов «газушки».

Ещё через десяток километров предлагаю испить чаю в кунге: там у нас есть плитка, можно погреться. Товарищ мой отрицательно машет головой и продолжает движение. Очень уж хочется поскорее достичь конца пути. К оранжевому огоньку добавляется ещё несколько, но уже голубоватых. Мы не знаем что это. Но наверняка там есть люди!

Наконец, мой приятель сдается. Мы останавливаемся. Вылезаем из люков и идем к Гамзе и Ильдееву — пить чай. Да, и перекусить не мешало бы. Сверху слезает Борщов — человек- ледяная скала. До какой степени может замерзнуть живое существо, — я вижу теперь воочию: испив полкружки чая, Борщов вдруг начинает трястись. Руки не держат кружку, с усов капает оттаивающая масса льда и снега… Но, едва отогревшись, Серега снова лезет на крышу кабины! И на уговоры сменить его — никак не поддается.