Марина Голубицкая - Вот и вся любовь

За «социальный протест героев» Е. Н. всегда ставила мне четверки. За Достоевского, Некрасова, Горького. Я не понимала таких немарксистских протестов: ругаться, вешаться, плакать, рубить топором…

Есть старуха — так убил бы, нет старухи, так купил бы…

Русская пословица

На письма надо отвечать, даже если ты король…

Мне, видимо, своих старух не хватает. Я еще и на Вас теперь злиться буду. Одно письмо за четыре — это слишком! У меня в почтовом ящике какая–то таблетка лежит, когда письма нет, я на нее все поглядываю. Вот не выдержу, съем — будет Вам вместо Виктории Токаревой Людмила Петрушевская. И не надо примазываться к бабы Тасиной славе. Если Вы действительно росли, как моя Зоинька, то Вам в 35‑м году было десять, и Вы ходили в спущенных чулках (один краденый, другой ворованный), вечно непричесанная, сколько бы мама ни причитала о том, что девочка должна быть красивой и аккуратной. А моя баба Тася в 35‑м обрезала «мыски» у чулок, чтоб затолкать ногу в более тесный туфель. Чтоб вся станция восхищалась: «Молодец Каменских! Какую жену себе взял…»

Меня донимала баба Тася своими разговорами о смерти. Мама утешала, что бабушка умирает с 35‑го года, но теперь–то бабушке было девяносто. Ночью я вызывала «скорую», а с утра она интересовалась:

— Ирина, на Эльмаш какой троллейбус идет?

— Прямого нет. Зачем тебе на Эльмаш?

— Мне одна дамочка в магазине говорила, что там черный перец есть в мелкой расфасовке.

Я вышла на работу, отдала Лелю в садик, и мне стало совсем не до Субботы . Помогая Маше с сочинением, я как–то вдруг обнаружила, что дед Каширин — это я. Рассказывала об этом всем, мне никто не верил, помня, как дед Каширин порол внука — но я не читала «Детство» Горького в детстве! Прочла сейчас и до тяжести, до боли в загривке ощутила, как дед Каширин держал на себе всю семью. Моя бабушка Роза соблюдала шабат, но мы–то жили с бабушкой Тасей. Мне по наследству досталось коромысло — это чувство вины, переходящее в агрессию, эта боязнь, что сейчас все расплещется, станет не так, а я за все отвечаю…

…Прелесть, что за страницы про то, как ты помогала врачам слушать повествование бабы Таси, что у нее «еще с 35‑го года»… И страницы про ваш шабат по магазинам. Вот в том–то и дело, что все магазины закрыты в шабат (с 3‑х вечера пятницы и всю субботу). На улице замирает все: ни автобусов (трамваев–троллейбусов нет), ни машин. Лишь «Скорая помощь» в самых экстренных случаях. И когда он — король, глава семейства — озирает дома свои владения и свою семью на прогулке — он подобен богу, который благостно и гордо озирал свои владения на шестой (или какой день?)…

Про Зоечку — спасибо. Маленькая я была такая же. Недаром я ее сразу «узнала». Не нагружайте ее знаниями — это все чушь собачья. Пусть она знает немного, но точно. Гуляя, играючи, заучивайте с ней то таблицу умножения (несмотря на компьютеры, ее надо знать), то отдельные слова. И как пишутся, и как звучат, и на что похожи. Изучая ни на что не похожий иврит, мы, старушки, уподобляемся детям, и наш опыт заучивания может пригодиться. Вот, например.

Одна пятидесятилетняя дама (в России главбух на большом предприятии) с большим трудом устроилась посудомойкой в госпиталь. В первый же день ей сказали: если выдержишь экзамен у рава — будешь работать. Нет — сейчас же уволим. Рав ей сказал только два слова (само собой, рав ни слова по–русски, она — ни слова на иврите). Он показал ей на белую раковину и на белую посуду и произнес: «Халява». Потом показал на голубую раковину и на голубую посуду и произнес: «Басер». А ей перед этим втолковали, что если она хоть одну «молочную» тарелку вымоет в «мясной» раковине — ей конец. «Я, — вспоминает дама, — быстренько повторила про себя: «Я пошла на базар и купила халву». И долбила эту фразу весь день. На другое утро рав показал ей белую тарелку, она сказала: «Халва!» Рав благосклонно кивнул, показал голубую — она сказала: «Базар!» Он снова кивнул и таким образом благословил на дальнейшую службу нации и отечеству. Я часто на первых шагах английского пользовалась этой мнемоникой (так вроде этот прием называется).

Берегите ее золотое сердечко, ее доброту, отзывчивость, «тонкую кожу». А знания потом наверстает, а нет — так и невелика потеря для женщины — жены и матери.

Читаю здесь великолепные, отточенные, остроумные и умнейше–эрудированные репортажи многочисленных журналисток. Ну — прямо фейерверк острословия, знаний самых обширных, изящества и остроты выражений и думаю: ну и что? Ведь, милая, все это только маска, из–под которой так и вопиет одиночество…