Морли Каллаган - Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу

— А что на прицеле? — спросил Кипа Фоули.

— Что видишь… — улыбнулся Кип.

— Скажешь — впустую здесь красуешься? Золотой рыбкой, чтобы эти рожи позабавить? — замурлыкал Фоули своим тихим баюкающим голоском. Он осклабился, открыв гнилые нижние зубы. — Ведь ты у нас, братец, чудо, истинный талант! — Его смуглое лицо сияло восхищением. — Весь город у тебя на блюдечке. Какие дела можно провернуть с тобой на пару!

— Не будь болваном, Джо, — со смехом оборвал его Кип.

— Это я болван? Хватит тебе зубы скалить, тупое твое рыло! Любимчик города, а? Может, жирная старуха-миллионерша тебя тонким манерам обучает? Ты что делать собираешься? Начнешь молитвы читать перед этими толстосумами?

Теперь Фоули злобно тявкал, а Кип молча смотрел на его дергающееся, желчное лицо. У Кермана лицо совсем другое. Керман тупица. Почти неграмотный, он вырос в исправительных колониях. Фоули — уроженец Чикаго, из бедной ирландской семьи, получил кое-какое образование, но это лишь еще больше отдалило его от родных. И он их возненавидел, считал невеждами, презирал их предрассудки, устои, веру, которая, как ему казалось, наложила на него свой отпечаток. Ненавидел он и людей состоятельных, хорошо воспитанных, потому что не мог сам стать таким.

— Помнишь, Фоули, наш побег? — спросил Кип. — Помнишь, как мы грязь месили, а ты очки уронил и бухнулся, а я тебя тащил на закорках целую милю, думал, ты сильно ушибся. Тогда я у тебя в дурачках ходил?

— Чепуху городишь. Ты на волю сумел выбраться! Само собой, поезд на волю шел только один. Ну, ты и сел на него, а как доехал, куда надо, так и соскочил. Думаешь, никто этого не понимает?

Кип обвел взглядом гостей, они молча наблюдали за ним. Как бы он хотел прочесть их мысли. А Фоули продолжал мурлыкать:

— Можешь не сомневаться, они все тут одно и то же думают.

Но Кип слышал возгласы: «Уделите минутку, Кип!», «Подойдите к нам, когда пойдете мимо». Дружеские голоса, они уводили его прочь от Фоули.

— Фоули, ты спятил, — шепнул он ему.

В этот миг разом заверещали свистки, все в зале радостно завопили, и Кип вскочил с места. Растерянный, огромный, он возвышался среди толпы. К потолку взмывали яркие цветные воздушные шары, пестрые ленты серпантина опутали его плечи, кругом все обнимались, девушки целовали своих суженых, трубили трубы, трещали трещотки, и люди кричали:

— С Новым годом! С Новым годом!

— Господи, а я-то сперва и не понял, — сказал Кип. Схватив рупор, он сперва затрубил в него, а потом, бешено размахивая им над головой, закричал: — Всем, всем счастливого Нового года!

Сквозь толпу к нему пробился Дженкинс, схватил за руку.

— Пошли, — позвал он, — пора.

— Прощай, Джо, — крикнул Кип.

— Как бы не так, — отозвался Фоули. — Мы еще встретимся.

Дженкинс повел его на эстраду, где расположился оркестр. Перед ними был шумный оживленный зал. Зарокотала барабанная дробь, луч прожектора высветил Дженкинса, и он поднял руку, прося внимания:

— Леди и джентльмены! — воскликнул он. — Старый год уходит от нас. Новый стучится в дверь. Желаю всем вам большой удачи и счастья в Новом году. С этой минуты — и это самое замечательное — мы снова на старте. Мы больше не унываем, не хандрим, мы вновь обретаем точку опоры и знаем, что у нас есть большой шанс чего-то добиться. Если не везло — появилась надежда поправить свои дела. А если везло — будем надеяться, что повезет куда больше. У всех у нас сердца полны добрых намерений, да благословит нас бог! Без этого мы не могли бы жить. И нынешний вечер останется у вас в памяти еще и потому, что среди нас есть… — тут он торжественно указал на Кипа, которого в этот миг уже коснулся луч прожектора, — среди нас находится тот, кто ценит все наши добрые намерения, и я говорю ему: «С Новым годом, Кип!» А что скажете вы?

С опущенной головой, нервно сжав пальцы, Кип стоял под лучом света. Что, если сейчас послышится чей-то смех… Но вот, моргая и щурясь, он обвел глазами зал и поднял руки. И, как по команде, грянул дружный залп аплодисментов, и тотчас воцарилась тишина. Ее нарушил чей-то молодой голос: «Молодец, Кип!» И кто-то чуть дрожащим голосом вторил: «Желаем удачи!» Он понял: люди искренне взволнованы. Руки его медленно опустились. Да, воистину он ощутил себя блудным сыном всей страны. Лица в зале расплылись, затуманились. И перед ним возникло лицо Коника и сотни других лиц — теперь, так же как у него самого, озаренных надеждой.

— Речь! — крикнули из зала.

Ему хотелось рассказать о работе, которой он мечтал заняться, но волнение перехватило горло.