Марсель Эме - Помолвка - Рассказы

Приняв первую таблетку, Дютийёль положил остальные в ящик и думать о них забыл. Что же касается изнуряющих перегрузок, то служба в качестве чиновника следовала заведенному порядку, не допускавшему никаких чрезмерностей, а часы досуга, посвященные чтению газет и коллекционированию марок, не располагали к неразумной трате сил. Своей способности проходить сквозь стены он не потерял и к концу года, но, будучи человеком мало податливым на приключения и не склонным к полету воображения, он ее не использовал, разве что иной раз по рассеянности. Ему даже в голову не приходила мысль вернуться домой каким-либо иным способом, а не через дверь, да еще не покопавшись при этом в замке ключом. Возможно, он так и дожил бы мирно до старости, ведя привычный образ жизни, ни разу не впав в искушение испытать свой дар, если бы одно чрезвычайное событие внезапно не перевернуло все его существование. Господину Мурону, заместителю начальника канцелярии, где трудился Дютийёль, были поручены иные обязанности, а его место занял некий господин Лекюйе. Этот человек носил усы щеточкой и не был склонен к многословию. В первый же день новый заместитель косо посмотрел на Дютийёля, на его пенсне, цепочку и черную бородку. Он решил обходиться с ним как с каким-то старым барахлом, которое только мешает и портит настроение. Но самым тяжким было то, что новый заместитель намеревался осуществить в своей канцелярии преобразования весьма серьезные и способные лишить его подчиненного покоя. Вот уже двадцать лет как Дютийёль начинал деловые письма таким обращением: «Милостивый государь, в ответ на Ваше письмо от такого-то числа текущего месяца, а также ссылаясь на предшествующую нашу переписку, имею честь уведомить Вас…» Лекюйе намеревался заменить это обращение иным оборотом, в чисто американском духе: «По поводу Вашего письма от такого-то числа сообщаю…» К подобному эпистолярному стилю Дютийёль приучить себя не мог. Вопреки собственной воле, с каким-то машинальным упрямством, вызывающим растущую неприязнь заместителя начальника канцелярии, Дютийёль держался привычного тона переписки. Обстановка в министерстве становилась для него все более невыносимой. Когда он уходил утром на службу, чувство тревоги сопровождало его, а вечером, ложась спать, он частенько, прежде чем уснуть, размышлял целые четверть часа.

Раздосадованный отсталостью и своеволием подчиненного, наносившими ущерб начинаниям руководства, господин Лекюйе засадил Дютийёля в полутемный закуток, рядом со своим кабинетом. Вход туда вел через низкую узкую дверь, выходящую в коридор, на которой к тому же еще сохранялась надпись крупными буквами: «Кладовая». Дютийёль безропотно принял такое небывалое глумление над собой, но дома, читая в газете сообщение о каком-либо зверском преступлении, он ловил себя на мысли, что жертвой такого преступления мог бы стать господин Лекюйе.

Однажды заместитель начальника ворвался к Дютийёлю в его каморку и, потрясая письмом, закричал:

— Опять он принялся за свое! Подсовывает мне какое-то старье и позорит мою канцелярию!

Дютийёль хотел было возмутиться, но господин Лекюйе разразился громоподобным рычанием, назвал его задопятым крабом и, скомкав письмо, швырнул ему в лицо. Дютийёль был человек скромный, но гордый. Оставшись один, он почувствовал, что весь пылает, и тут же ощутил в себе вдохновляющую решимость. Он встал из-за стола и вошел в стену, отделявшую его каморку от кабинета его гонителя, однако проделал это с некоторой опаской, выставив по ту сторону стены только голову. Господин Лекюйе, сидевший за письменным столом, нервным движением руки вымарывал запятую в письме, представленном на утверждение одним из чиновников. В это время в кабинете раздалось покашливание. Господин Лекюйе, подняв взор от бумаг, перепугался невероятно, увидев голову Дютийёля, как бы прикрепленную к стене наподобие охотничьего трофея. И эта голова была живой. Через пенсне на цепочке она вперяла в Лекюйе взгляд, полный ненависти. Мало того, голова заговорила.

— Милостивый государь, — промолвила она, — вы проходимец, невежда, чурбан.

Разинув рот от ужаса, Лекюйе не отрывал глаз от этого зрелища. Наконец, сорвавшись с кресла, он устремился в коридор и побежал в каморку Дютийёля. Тот сидел на своем обычном месте с пером в руке, являя вид мирного труженика. Лекюйе довольно долго рассматривал его, наконец, пробормотав что-то, вернулся к себе в кабинет. Только он уселся за стол, как из стены снова показалась голова.