Пришлось все же вызвать врача, у Вали оказался катар верхних дыхательных путей.
Врач согласилась с методами лечения Татьяны Сергеевны: да, молоко, да, мед, но все же не помешает «фервекс», а еще хорошо бы и алтейный корень — «капли датского короля»… Несколько дней Валя не ходила в школу. Звонила Лена — Валя не захотела ее видеть, даже расплакалась:
— Нет!.. Я, мама, книжки почитаю. А завтра в школу, ладно?
— Нет. У тебя температура.
— Тридцать семь — это уже нормальная температура. Я так все пропущу.
— Вот папа вернется, нагонишь.
— Мам, он уже не вернется, — вздохнула Валя. — Посмотри, какие снега выпали, мороз трещит… Лежит папочка под белым одеялом… и его не разбудить. — Снова слезы, снова истерика…
И самой Татьяне не удержаться от слез. Смутные надежды на возвращение мужа время от времени вновь возникают… вот по городу прошли слухи, что некие бомжи в заброшенном таежном организовали колхоз (однако Каргаполов через областную милицию выяснил — там нет человека по фамилии Лавриков)… ночами кто–то звонит по телефону и молчит, только дышит в трубку, наверное, все же это мальчики звонят Валентине… А тут еще безумный старик с крестом на груди повадился ходить. Иногда хочется сказать себе: «Да черт с ним! Выслушай до конца! Может быть, хоть он что–то поведает. Может быть, в самом деле, эти мохнатые люди могут узреть в своих сеансах медитации то, чего мы не видим…»
— Дщерь моя, — прогудел он, переступив порог, пронзительным взглядом оглядывая Татьяну Сергеевну. — Вы готовы сегодня ответствовать мне?
— Да, да, — отвечала Лаврикова. — Проходите, садитесь.
Но старик не собирался садиться, он оперся на костыль и открыл красный рот. Но в эту минуту в открытую дверь кто–то постучал.
— Да не заперто же! — нервно крикнула Лаврикова.
В квартиру стремительно вошел, дергая горбатым носом и словно нюхая, как мышка, пространство вокруг себя, смуглый с седоватыми усами человек, каких мы называем людьми кавказской национальности, в красной коже, в спортивных синих шальварах и кедах.
— Хозаен не приехал?
— Еще в отъезде, — процедила Лаврикова. — Все?
— Женщина, зачем так разговариваешь? Он мина должен остался. Сказал — отдаст.
— Много? — зло спросила Лаврикова. — Миллион или больше?
— Немного менше. — Человек с юга, недоуменно поглядывая на бородатого старца с клюкой, быстро заговорил. — Он у мина брал водка три ящика, конъяк два ящика, шампанское семь ящиков. И яблок ящик. И шоколат коробка. И… осталной мелощ.
Лаврикова подошла поближе к незваному гостю. Тот вскинул брови, потряс листочком бумаги, на которой карандашом были записаны цифры.
— Михаил Иванович не пьет. Сладкого не ест, — тихо сказала Татьяна. — Вы, наверное, обманываете. Я сейчас попрошу сойти сюда нашего депутата, он с вами разберется.
— Какой депутат?
Лавриков показала пальцем вверх.
— Там живет депутат… его еще называют в ваших кругах Балалайка.
В карих, с желтоватыми белками глазах гостя с базара сверкнул страх.
— Нет, не надо Балалайка… — он отпрыгнул к двери. — Нет… я пошутил… нет… — И уже было исчез, как молча сопевший старец Юлиан рыкнул:
— Стой, вражье отродье!.. Ты почему гири сверлишь? Ты почему в арбузы стрептомицин колешь?! Господь, он един, и аллах твой из тебя барана сделает, верблюда сделает, чучмек жёваный! Пошел отсюда, гнида золотозубая!!
И уже когда каблуки южного гостя затихли за дверью, старец Юлиан сплюнул в бороду и тихо спросил:
— А что, Балалайка над тобой живет? — Видно было, что и он, гордый старец, побаивается бывшего вора в законе. — И ты мне тоже, стало быть, не подбросишь… на новую церковь… с пол–лимона?.. — Скривив кремового цвета лицо внутри огромного неопрятного волосья, он жалобно смотрел на Татьяну и сипло дышал.
«Неужели все они всерьез надеются, что я богата, что мы с Миней разыграли его исчезновение?» — мучительно думала Татьяна.
— Уйдите!.. — закричала она. — Я больше не могу!..
— Да что с тобой, дочь моя!.. — пробормотал старик, пятясь. — Марфа, возьми меня под руку! — Но Марфы поблизости не оказалось, и он сам двинулся на выход, подволакивая ноги и стуча палкой. — Мы зайдем в другой раз…
Бедный, нахальный старец, видимо, не очень–то здоров… Всех, всех жалко на свете!
— Мама!.. — позвала дочь из своей комнатки.
— Да, — перелетела туда Татьяна Сергеевна. — Что, моя милая?
Девочка лежала, глядя в мутное окно. На постели, поверх одеяла, были раскрыты толстенные тома «Технической энциклопедии» и «Библии», которые иногда читал отец.
Читать дальше