Виталий Московенко: Золотой ретривер

Если бы «Знакомый» пережил это, он бы понял, что, как и я, сам был собственной границей между землей и водой. И в то время, как я стал этим островом, он превратился в его сифилис, отступая в горящие синапсы, камни, инфекцию.

Изогнутый назад, как ноготь, как заусенец, как утопающий человек цепляющийся за спасательный круг, выброшенный на заброшенный берег под луной, такой сломанной, как раздробленное крыло. Мы разбились, мы летели и остановились, эти никуда не годные обезболивающие, эта форма не постоянна. Я отправлюсь в полет.

Ослепший от паники, оглохший от рева огородившего его траффика, его сердце остановилось по дороге в Дамаск. Драго, присевший у обочины, съежившийся словно чайка, словно окровавленная чайка. Бесполезный и приговоренный словно сифилисный картограф, умирающий пастух, зараженная нога, камень в почке, блокирующий движение на автостраде. Он не был пьян, он вовсе не был пьян. Все его дороги, и тоннели, и пути вели к этому моменту столкновения. Это не отмеченное естественное состояние: он не должен был там сидеть со всеми его химикатами и диаграммами схем, он вообще не должен был там сидеть.

Мы оставим сдвоенные следы пара в воздухе, белые линии, выгравированные на этих скалах.

Я сжег свои пожитки, книги, свидетельство о смерти. Моим свидетельством будет весь остров. Кем был Якобсон? Кто помнит о нем? О нем писал «Знакомый», но кто есть «Знакомый»? Кто вспомнит о нем? Я нарисовал, вырезал, вытравил, высек в пространстве все, что перенял от него. Придет на эти берега другой, чтобы вспомнить и меня. И встану я из океана, словно остров без дна, соберусь воедино словно камень, стану маяком, сигнальным буем, чтобы помнили тебя. Нас всегда тянуло сюда. И однажды чайки вернуться и совьют гнезда в костях наших историй. И взгляну я налево, и увижу тебя, летящего около меня. И взгляну направо, и увижу Якобсона, Драго, и «Знакомого» летящих рядом. Они прочертят белые линии, врезанные в воздух, дабы достичь большой земли, откуда придет помощь…

Простите за столь длинный монолог. Вам пора привыкать.

— Приехали! С вас 40 гривен. — произнес водитель такси, замедляя свой автомобиль.

Заплатив таксисту и отблагодарив его, Марк начал неспешно втягивать в себя воздух, окружавший его, но он чувствовал, что воздух кончится, рано или поздно. Медленным шагом Марк зашел в огромное здание аэропорта, вызывавшее чувство противоположное клаустрофобии. Создавалось такое впечатление, как будто здесь потеряться проще, чем в гребанной Сахаре. Он приближался к терминалу B, возле которого его должен был ждать Ян.

Я хочу вас призывать к тому, что ничего не потеряно. Все еще можно изменить. Рано или поздно создадут работающую машину времени. Сколько на это уйдет? Десять лет или пятнадцать (я думаю, что пятнадцать. Это сложно)? Ничего не потеряно. Кроме климата. Его мы просрали.

Зайдя в аэропорт, Марк почувствовал то, что радовало его собственное эго. То, что могло изменить его жизнь и его самого. Чувство того, что можно улететь прочь со страны с постоянными кризисами, финансовой нестабильностю, с извращенными понятиями моды и стиля, с неуважением людей друг к другу, где продавец может сломать мальчишке ноги так, что повылазят кости, за то, что парень украл яблоко с его прилавка. Он был так близок к всему этому.

— Эй, приятель, ты случайно не заблудился? — произнес из–за спины Марка Ян.

— Я тебя тоже рад видеть. Ну что скажешь, приступаем?

— Нет, будем стоять здесь и наслаждаться тем, как люди бегают туда и обратно, а нам напротив некуда спешить. — прозвучал саркастичный голос Яна.

— Тогда пошли пройдемся по залу ожиданий.

Ян с черной сумкой в левой руке впереди, Марк сзади, и оба они двигались медленно, при этом оглядываясь по сторонам в поисках чего–то важного, чего–то такого, что даже сможет наградить зрением Стиви Уандера. На местах в зале ожидания были разные слои народа. Им не суждено сидеть в одном классе. Кто–то продал свою почку, как например, та старушка лет пятидесяти пяти, которая собирается лететь к своему ребенку–инвалиду у которого, помимо прочего, подписка о невыезде из чужой страны. Или как тот парень в очках с изящной оправой, читающий сегодняшные новости на своем десятидюймовом планшетном компьютере Samsung. Его компания отсылает его в командировку, которую будет оплачивать его же «контора».

Когда они прошли почти половину зала, Ян почесал свой затылок правой рукой. Это был знак. Немного присмотревшись в правую сторону своими молочными глазами с маленькими темными пятнами, Марк заметил солидного мужчину, державшего на коленях приоткрытым свой ноутбук. Но самая главная вещь находилась у него возле ног — сумка, которая была чрезвычайно похожа на их собственную, которую в левой руке нес Ян. Когда аферисты сделали еще пару шагов, они завалились в жутко неудобные пластиковые кресла. И стали выжидать. Марк хотел говорить о том, что вчера он встретил ребят с пушками, которые отрывают ноги несколькими выстрелами, либо закончить вчера начатую им самим же, но незаконченую тему. Решив, что начатая им речь о поддельности любви и о том, что выгоднее по субботним вечерам ездить в гости к семнадцатилетним девочкам, сбежавшими с дома, а теперь ищут случайного заработка, нежели предпочитать жизнь с одной женщиной, пускай и допускать довольно–таки частые измены, будет казаться баловством своей любознательности. Поэтому он решил выбрать первый вариант. Но позже… Если настанет подходящий момент…