Ему нравилось, что она плохо играет, то есть вообще почти не играет, а ведёт себя перед камерой скорее вынужденно: ну что поделаешь, такой вот убогий сценарий, надо же где-то сниматься!.. А то, что на сорок седьмой минуте она отвечала этому типу с усиками слабой улыбкой и чем-то вроде взаимности, можно было объяснить только режиссёрским произволом. Правда, за шесть минут до финальных титров она появлялась в кадре полностью обнажённая в полутьме – спиной к зрителю, но лицом к своему киношному жениху, и это вызвало у Турбанова болезненный приступ ревности, которого он сам от себя не ожидал.
Но ещё неожиданней была ослепительная уверенность, подобная запаху снега перед снегопадом, что вот теперь он встретил своего человека – и, значит, он больше не один. Что эта женщина самим фактом своего существования придаёт его жизни отчётливый смысл.
В седьмом часу утра он еле удержал себя от того, чтобы не сорваться и не побежать к её дому. А то ведь она там живёт и до сих пор не знает, что самое главное уже произошло – они обречены друг на друга.
Потом он всё же сообразил, что может её напугать своим приходом даже сильнее, чем в прошлый раз, когда ей почудилось, что за ней следят. А пугать Агату (имя он прочёл в титрах) не входило в его планы. В его планы входило по возможности радовать и беречь эту женщину, чего бы это ему ни стоило, всю оставшуюся жизнь.
Мысль была такая: не надо ничего форсировать; если первая встреча произошла случайно (хотя с этим ему уже хотелось поспорить), то и вторую – нельзя вымогать у фортуны. Не смея вторгаться в её двор, он вечерами стал кружить в пределах двух ближайших продуктовых магазинов с интуитивными манёврами в сторону кофейни и салона красоты. То заходил внутрь, то выходил, курил у крыльца, ёжился, мёрз, вызывал на себя длиннофокусные взгляды охранников, отворачивался, шёл назад, возвращался – и так на протяжении целой напрасной недели.
В следующие выходные он снова поехал на рынок имени В. Клептоманова, чтобы найти другие фильмы с участием Агаты. Продавец потерянных ключей порылся в своей нравственно устарелой базе данных и сказал, что есть ещё четыре русских фильма и один английский, но их сейчас нет в наличии.
«Если очень надо, могу поискать, звоните через пару дней, вот телефон. Ну или просто звоните, в случае чего. Мы, кстати, ещё утилизацией занимаемся – старая мебель, плиты, холодильники, ненужные тела».
«В каком смысле тела?»
«Ну, там дохлые кошки, собаки, наркоманы, бомжи – вывезем кого хотите. Круглосуточно, за символическую плату».
Турбанов невольно попятился и ушёл ни с чем, если не считать утилизаторской визитки в кармане плаща.
Напоследок он прогулялся вдоль блошиных рядов – мимо фаянсовых кошечек, мельхиоровых ложек, железнодорожных подстаканников, выдохшейся «Красной Москвы» с рыжим осадком на дне флаконов и каких-то совсем уж бедных одёжек, растянутых на локтях и коленях, а значит, помнящих своих прежних владельцев.
Стоило Турбанову окончательно приуныть и двинуться восвояси, как в самом конце рыночных рядов он буквально нос к носу сталкивается с Агатой. Она узнаёт его, как ни странно, и отвечает со сдержанной приветливостью, когда он, даже забыв поздороваться, кидается к ней, будто пёс, который столько времени искал потерянную хозяйку и, встретив наконец, не может скрыть свой восторг.
На ней лёгкое вязаное пальто, шёлковый платок в горошек и тёмные очки, несмотря на пасмурную погоду. Турбанову кажется, что он улавливает запах её помады, и это уже весомая причина для счастья.
Она тоже собирается уходить, и они уходят вместе, и уже за воротами рынка, одолев зажим дикой робости, Турбанов начинает в анекдотическом ключе рассказывать историю о человеке, который сначала соврал незнакомой женщине про свой якобы любимый фильм, который даже не видел, а потом посмотрел и влюбился без ума в эту женщину, исполнительницу главной роли. Он это кино, что называется, залистал до дыр, а сегодня вот поехал покупать другие фильмы – лишь бы увидеть её.
Агата слушает молча, с серьёзным выражением лица и задаёт резонный вопрос: если этот мужчина сперва соврал про фильм, то и про влюблённость он ведь тоже мог соврать?
Не мог, с горячностью отвечает Турбанов, не мог! Потому что какая здесь корысть? Никакой. Откровенно говоря, он даже не рассчитывает на взаимность и довольно трезво оценивает себя.
Она соглашается зайти с ним в Кафе самообслуживания № 16, бывший «Макдоналдс», бывший ресторан «Нашатырь». Турбанов ставит на поднос картофельное пюре с рыбной котлетой, Агата – салат из огурцов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу