Олег Зайончковский - Тимошина проза (сборник)

Город Москва чрезвычайно велик и, по идее, должен быть чрезвычайно многообразен. Непрерывно он прирастает новыми жителями и жительницами, приезжающими из других краев. Казалось бы, вот они, удивительные, иные, пахнущие ковылем или кедровой хвоей, многоликие, как сама Россия. Но в действительности получается совсем не так. Провинциальные ароматы выветриваются из приезжих, и остается одна только многоликость. Но московская многоликость – это не более чем разнообразие генетического материала. Бывшие провинциалы, сбежавшие от ковылей и кедров, чтобы слиться с потоком цивилизации.

Люди едут в Москву, чтобы сделаться москвичами со всеми приятными вытекающими возможностями. Только здесь человеку доступен выбор благ и услуг, которого он достоин. Каких только способов наслаждения, насыщения, оздоровления и другой всевозможной самореализации не предлагает Москва! В этом она поистине многообразна. Город дышит поэзией потребительства; он похож на огромную скатерть яств, которые не перепробовать. Москва соблазняет, обслуживает и обманывает, а бывшие провинциалы стремятся скорее стать квалифицированными клиентами.

В области соблазнения и потребления особенно преуспевают женщины. Приобретательство – это женский половой признак. Они покупают и покупают – всё, что можно купить, а остальное мечтают получить в подарок. Но, разумеется, шопинг не единственное их занятие. Свободное от покупок время женщины посвящают себе, совершенствуя дух и тело. Москва к их услугам: бесчисленные фитнес-центры и спа-салоны, модные театральные представления, выставки современнейшего искусства, литературные вечера с участием заграничных властителей дум.

Женщины совершают траты, находясь под гипнозом рекламных мантр. «Вы этого достойны!» – слышат они отовсюду, – и как тут не согласиться. Каждая женщина имеет право на новую посудомойку или на то, чтобы грудь у нее была побольше. Вопрос только – стоит ли эта новая большая грудь потраченных на нее денег. Реклама в открытую насмехается: «Если мы вас облапошили, значит, и этого вы достойны». Бывает, что, приходя в себя, женщины чувствуют себя обманутыми. Тогда они видят Москву иначе. Женщины сомневаются: этот город удовлетворяет их или они его?

И вот, при виде московских скверов всех степеней проплеванности, вспомнятся ковыли и кедры. Плантации серо-зеленых пятиэтажек напомнят сердцу капустные гряды. Бескрайние «спальники», белые или охряные, покажутся меловыми утесами или песчаными дюнами, окрашенными закатом. Поля орошения и промзоны, туманные и зловонные, вызовут в памяти образы далеких родных болот.

Ностальгическое уныние настигает в Москве обманутых, но, как правило, ненадолго. В этом городе надо быть готовым к неожиданным неприятностям. Вот в метро, разбросав покупки, падает замертво человек, а москвичи и москвички хладнокровно перешагивают через труп. Случись им самим помереть вот так, их лица не изменили бы присущего отчужденного выражения.

Семя, упавшее на московскую почву, обращается в камушек, а если и прорастает, то непременно мутирует. Московские женщины были сплошь ядовитые и колючие, страшно далекие от Тимошиного идеала. А каким был его идеал? На этот вопрос у него четкого ответа не было. Трудно описать словами то, что еще не видел, а главное, не почувствовал. Если кто-то описывает в подробностях женщину своей мечты, это выглядит как заказ в какую-нибудь неприличную службу.

Но хотя с идеалом Тимоша еще не определился, он знал, где его искать. И даже предпринимал для поиска кое-какие действия, разумеется, втайне от папы с мамой. Часто бывало, что после сеанса с очередной московской своей посетительницей Тимоша включал компьютер и погружался в соцсеть. От физического он переходил к виртуальному, из Москвы перелетал в провинцию. Вот они где обитали – женщины, чистые сердцем, чувствительные и доверчивые, искренние, но загадочные, как само женское первоначало.

В промышленных городах, в райцентрах, в селах и Интернет еще знает где – всюду существовали женщины и в поисках счастья чатились. Зарегистрированные, оцифрованные, сокращенные до резюме, они тем не менее были прекрасны. Их лица светились надеждой и обещанием блаженства. Даже не самых правильных черт, но в макияже, наложенном творчески, обрамленные удивительными прическами. Эти портреты хотелось держать у сердца, но их было слишком много, и потому Тимоша сохранял их в «облаке».