Оксана Даровская - Браво Берте

Сама Берта обладала феноменальной способностью погружаться в воспоминания до такой степени, что, кроме непосредственных событий, к ней возвращались звуки, запахи, оттенки и полутона прошлого, окутывая ее с головы до ног. Теперь она сидела у теткиного изголовья, держала ее за руку и тихонько с ней разговаривала. В комнате стоял лекарственный дух, портьеры, несмотря на вторую половину мая, были наглухо задернуты, мягко горела настольная лампа под шелковым золотистым абажуром. Всего-то неделю назад тетка обещала, что непременно встанет, но сегодня голос ее через каждое слово съезжал на шепот, а рука была почти невесома и прозрачна. На кухне один за другим роняла столовые приборы Анна Егоровна. И Симочка шептала с частыми передышками, сокрушаясь по поводу ее древности: «Какая потрясающая верность нашему дому, Бертушка… нашему устоявшемуся быту… памяти об Алексее Яковлевиче, а ведь ей, если не ошибаюсь… девяносто два. Только вдумайся в эту цифру. И три раза в неделю… как „Отче наш“… пять остановок на троллейбусе».

Из Ленинграда приехала, взяв недельный отпуск в театре, все еще работающая там на полставки Зинаида Яковлевна. Берта, открыв ей дверь, с порога внутренне ужаснулась, как та постарела, уменьшилась в размерах, словно усохла. «Чего ж я хотела, – принимая у нее из рук сумку с вещами, подумала Берта, – не виделись почти десять лет, а ей между тем уже за семьдесят пять». На кухне Зинаида Яковлевна безостановочно плакала, под укоризненными взглядами Анны Егоровны всячески пробовала взять себя в руки, наносила на щеки и нос рассыпчатую пудру «Рашель», дрожащей рукой подкрашивала морковной помадой губы и шла к Симочке в комнату. Там старалась казаться веселой, пыталась рассмешить. Берта, понимая, что им необходимо пошептаться, оставляла их вдвоем, хотя знала, как быстро Симочка устает. Один раз Зинаида Яковлевна позвала в комнату Берту:

– Хочу вас обеих, девочки, немного повеселить. Расскажу вам приватную историю, которую поведал нам на внутритеатральном банкете Товстоногов. В одну из своих заграничных поездок он оказался в предместье Лондона в гостях у некоего лорда. Сидели тет-а-тет в зале, вели задушевный разговор об искусстве, как вдруг раздался телефонный звонок, лорд извинился и вышел. Георгий Александрович остался в зале с двумя лежащими у камина королевскими догами. Тут наш дражайший режиссер почувствовал, что хочет в туалет, поднялся выйти, но доги дружно зарычали, преградив ему дорогу. Ему ничего не осталось, как сесть на место, и именно в этот момент он издал неприличный, надеюсь, вы догадываетесь какой, звук. В тот же миг доги, как ошпаренные, выбежали вон из зала. Товстоногов, естественно, пришел в полное недоумение. Возвратился лорд, Георгий Александрович изложил ему происшедшее. На что лорд сухо ответил: «Я долго отучал их от этого, внушал, что это неприлично, ругал на чем свет стоит. Они подумали друг на друга, и им стало стыдно».

– Смешно, – тихо произнесла тетка, в лице ее возникла вымученная улыбка, она потянулась рукой к лицу Зинаиды Яковлевны: – Дай я тебя поцелую, Зинуша, и шепну кое-что.

Зинаида Яковлевна наклонилась, и Берта, не успевшая выйти из комнаты, расслышала:

– Я очень любила твоего брата, Зинуша, может, там встретимся?

– Не смей, Сима, слышишь, не смей, тебе рано…

– Не-ет, не рано, – еще тише прошептала тетка, – не рано.

Уезжая домой после похорон, Зинаида Яковлевна оставила немного денег. Сказала, что это лепта на памятник. Но на мало-мальски приличный памятник нужно было раз в десять больше. Впервые ложась спать в совершенно опустевшей, осиротевшей без Симочки квартире, Берта испытала смертный ужас. Три ночи до этого она кое-как перемогалась, зная, что за стеной в гостиной лежит, вздыхает Зинаида Яковлевна. Этой же ночью Берту бросало то в жар, то в холод, она не понимала, приснился ли ей сон или было то видение наяву. На край ее кровати присела и заговорила Симочка:

– Прошу тебя, Берта, не нужно никакого помпезного памятника. Пожалуйста, самый скромный. И ничего страшного не случится, если ты снесешь по осени в комиссионный мою шубку из котиков. Это всего лишь шкурки животных, не стоит считать их неприкосновенным золотым запасом. Носить сама ты ее вряд ли станешь – фасон и размер не твои, – а отдавать на откуп моли тем более не стоит. Вполне сможешь выручить за нее рублей двести. Да, вот еще что, ты не тоскуй по мне, деточка. У меня все хорошо. Правда-правда. Мне пообещали скорую встречу с Алешей. Надо будет только пройти несколько необходимых процедур, разглашать суть которых я не имею права. Я вовсе не умерла, как ты подумала, просто перешла в другое существование, и я непременно буду навещать тебя. Главное, береги себя, свой талант береги. Ты, бесспорно, необыкновенно талантлива. И еще, ни в коем случае не оставайся одна. Одиночество подтачивает, размывает душу, как вода речные берега.