Олег Нестеров - Небесный Стокгольм

Дальше шла какая-то темная история, документально не подтвержденная, это были только слухи из источников, в качестве основного фигурировала балерина Остроградская.

Якобы Леонид, долечиваясь в куйбышевском госпитале, однажды по пьяному делу убил человека. Сидел в ресторане, а тут морячок говорит: «Слышал, ты, Леня, стреляешь метко». Долго уговаривал, вышли во двор, тот поставил бутылку на голову, первым выстрелом Леонид горлышко отбил. «Нет, – говорит морячок, – давай в саму». Следующий выстрел был ему точно в лоб. За убийство офицера приговорили к семи годам, отправили в штрафбат, но разрешили летать.

В самом конце рабочего дня наткнулись на письмо, в котором все это объяснялось совершенно по-другому. Леонид был женат, но с женой они разругались, та уехала из Куйбышева. Влюбился в балерину, договорились пожениться, она уехала в Москву. Он в последний момент струсил, побоялся крутого нрава матери, при живой жене жениться на балерине? В итоге написал своей любимой письмо, мол, не ищи, буду долго и далеко, и дальше все про морячка и придумал. Та, которая всем уже о свадьбе сообщила, и разнесла эту историю по Москве.

Ковыряться в этом было малоприятно. Но дальше шла основная интрига, вокруг которой Филиппыч начал работать.

В марте 43-го Леонида сбивают. Из рапорта старшего лейтенанта Заморина, у кого он был ведомым, до конца было не ясно, что произошло, вроде как он после атаки немецкого самолета свалился в штопор и пошел к земле.

Об этом доложили Сталину, он приказал генералу Судоплатову, руководившему всеми диверсионными операциями в тылу, все разведать, но Хрущеву пока ничего не сообщать. Поиски результатов не дали, и тогда Сталин приказал считать Леонида погибшим, наградив посмертно орденом Великой Отечественной войны. Пропавшим без вести таких орденов не давали. Вызвал с фронта Хрущева и сказал в присутствии Молотова и Микояна: «Держись Никита, твой сын погиб как герой».

В 1960-м Хрущев начал поиски погибшего сына, в районе боевых действий нашли тридцать сбитых машин и опознали летчиков. Осталось найти еще пять, но в конце прошлого года работы свернули.

Вот так. Человек сражался и погиб как герой, а теперь он будет считаться предателем и изменником родины. И им для этого нужно хорошо поработать.

Допивали вторую бутылку, лучше не становилось. Антон еще как-то держался, рассказывал, что Вера должна родить со дня на день, но было видно, что внутри у него тоже черт знает что творится.

Кира молчал и не хотел ни о чем говорить.

Петя вышел и набрал Насте, в театр. Бесполезно, танцует. Не подозвали.

Походил немного и решил позвонить Кате. Последнюю цифру не набрал, повесил трубку.

Не стал ни с кем прощаться, пошел куда глаза глядят. Хотелось только идти и никуда не возвращаться.

Позвонил Мухину. Дома его не было, но жена сказала, что он у Кобзона, и дала телефон. Мухин продиктовал адрес – приезжай, тут компания, не помешаешь.

Это была пятиэтажка рядом с метро «Щербаковская». Квартира на первом этаже. Ему открыла красивая женщина, хозяйка, он ее сразу узнал – певица, которая про «Ничего не вижу, ничего не слышу…» поет.

В центре комнаты стоял стол, играли в карты. Мухин сражался против двоих мужчин, но было видно, что проигрывал. Расписывали «пулю», преферанс. Сам хозяин с кем-то говорил по телефону.

Наконец он перестал разговаривать, взял карты у Мухина, выяснилось, что тот его просто под менял.

– Ну что, накинулись на мальца? Знаю, как вы играете…

Петя шепнул Мухину, что нужно поговорить.

Вышли на лестничную клетку.

– Ставки по червонцу за вист. Нормально? Слева от меня Соколов, директор Елисеевского, справа начальник «Матросской тишины», вот тут живет. – Он показал на соседнюю дверь. – Ну, что у тебя?

– Да ничего, все нормально. Играй, Мухин.

Дней через десять Филиппыч все-таки перебросил их с «сына-предателя» на «пропавший архив», видя их заторможенное состояние и отсутствие живой мысли. Ввел в курс дела, рассказав, что Хрущев, как в той или иной степени все члены руководства страны, был причастен к репрессиям, чего, собственно, сам Хрущев никогда и не скрывал, так уж была устроена государственная машина: подписывал ордера на арест, бывал в тюрьмах. Но вроде как, придя к власти, решил подчистить архивы, изъять все те документы, где стояла его подпись, чтобы быть чище всех. А потом свалить все на Сталина.

Теперь задача была внедрить в сознание людей, что сам Хрущев активнее всех арестовывал, сажал, расстреливал, ссылал, мучил людей, а потом все свалил на других.