Олег Нестеров - Небесный Стокгольм

– А что это за старичок был, кому плохо стало?

– Это, Петя, не старичок, это Шкловский. А в Ленинграде, после единственного показа, Смоктуновский на колени перед Андроном бухнулся. Руки целовал.

– Давай я тоже перед Филиппычем бухнусь и руки ему начну целовать.

С языка сорвалось, Петя сразу об этом пожалел. Просто фильм был такой большой и емкий, совершенно не верилось, что он вообще может нуждаться в чьей-то защите, подобной мелкой ерунде, хлопотах, что кто-то его всерьез хочет запретить… Это как запретить озеро Байкал или Гагарина. Бред. Мышиная возня.

Белка съежилась:

– Знаешь, Петя, я вот думала последнее время: а как ты вообще можешь там работать? Объяснения за тебя находила. А теперь мне все ясно – ты на своем месте. – Она горько улыбнулась. – К сожалению, так система и работает: отбирает лучших, а потом подчиняет их себе… Вообще, на что я, дура, надеялась? Зачем я тебя позвала?.. – Она отвернулась. – Ты безнадежен, Петя.

Они пошли дальше, куда и зачем непонятно.

– Может, «полка» для фильма и не самый плохой вариант, – наконец сказал Кира. – Вы что, не поняли, что мы уже в другой стране живем? Жили в государстве экспериментальном, я бы даже сказал – в творческом, пытались создать новую модель для всех народов мира… Да, ошибались, глупостей наделали, но хотя бы попробовали, единственные в мире. Тот факт, что был дан неправильный ответ, не означает, что был задан неправильный вопрос.

– И в каком мы теперь государстве живем? – спросил Антон.

– В преступном. Ты что, не понял? – Кира похлопал его по плечу. – Старик, добро пожаловать – мы теперь в агрессивной империи! С ней, кстати, будет иногда очень выгодно сотрудничать.

Шли вперед, не глядя друг на друга.

– И что ты предлагаешь? Всем подорваться и слинять в Тарту? Кто там с корабля первый бежит?

– Ты не понял, Антон. Родину я не меняю.

– А что тогда?

– Сейчас у нас единственная проблема – выжить.

– Так и я про то, – усмехнулся Антон.

– Выжить как цивилизации на одной шестой части суши. Сохранить культуру. Для тех, кто придет дальше. Мост. Понял?

– Нет. Конкретней.

– Мы должны построить мост. Цепь времен, преемственность цивилизаций, водопровод, построенный в Риме и переживший варваров.

Антон только головой качал:

– И ты отбываешь на консервацию? Да когда тебя вскроют, если это время когда-то вообще придет, ты же уже ничего не сможешь. Всю силу растеряешь в своей консервной банке. Превратишься в переваренную тушенку.

– Посмотрим. Я же не на боку лежать еду, мы делом там будем заниматься. Только к нам никто не подберется, наши мысли и наш язык власти не по зубам. Сойдем за сумасшедших. Никто связываться не захочет.

– Все равно это слабость и твои личные иллюзии, Кира. Это побег, как ты его ни оправдывай.

Дошли до конца бульваров, проголодались с нервов. Зашли в пельменную, стекляшку «Зеленый огонек» – прибежище таксистов. У них же на улице и купили бутылку. В багажниках такси теперь всегда была водка на продажу. Начиналась торговля, когда закрывались винные отделы.

Взяли по три порции пельменей, две с уксусом, одну со сметаной. Белке – коржик, от еды она отказалась и вообще не хотела ни с кем разговаривать. Разлили под столом. Водка хорошая попалась, экспортная – «Posolskaya», «Союзплодимпорт».

– Нас все презирают, – вдруг сказал Антон. – Вернее, ненавидят. Вся Европа. Ребята сейчас приезжают, рас сказывают.

Все молча ели.

– Представляете, я в трех странах уже до этого был. Даже во Франции два дня. Ощущение – весь мир нас любит. А тут раз, в одно мгновение… Лет через десять никто ведь не вспомнит, что с нами в Чехословакию еще и немцы зашли, и поляки. Только нам этого никогда не простят.

– Мы большие, с нас особый спрос. – Кира возил вилкой по тарелке. – Цена высокая, что поделаешь. Удержали жемчужину в короне. Зато сами себя выдавили из западной цивилизации. Здравствуйте, товарищи папуасы!

Кира поднял стакан и кивнул таксистам, им это не очень понравилось.

– Будешь теперь, Антоша, ездить по своим командировкам, и как ты ни оденься, как язык ни выучи, все равно для всех останешься с копьем и в перьях.

Белка стояла, крошила коржик. К разговору она оставалась безучастной, отнесло ее куда-то далеко. Наконец она подняла голову:

– Наше кино во всем мире бойкотируют. Уже кучу сделок разорвали. Никто не хочет с такими дела иметь. Ну и правильно.

– Отморожу уши назло бабушке, – кивнул ей Антон. – Мы бойкотировали Венецию, Венеция бойкотирует нас. Справедливость торжествует. Канны бойкотируют сами себя в знак поддержки бунтующих французских студентов. – Вдруг он о чем-то задумался. – Погоди, а как фамилия того начальника из Горького?