Бенуа Дютертр - Любовник № 1, или Путешествие во Францию

Охваченный волнением, он растерянно побрел за пассажирами. Под огромным металлическим сводом, под которым ворковали голуби, шли парижане, жители пригородов, иностранцы, бомжи, бродяги… Разрезая толпу, группа военных в полевой форме, с автоматами выслеживала невидимых террористов. Увлеченный движущимся потоком, Дэвид вышел к вокзалу и остановился, чтобы перевести дух. Париж был прямо перед ним. Париж, внешний облик которого, казалось, не изменился, с серыми фасадами, с пивными ресторанчиками на первом этаже, со входами в метро, с автобусами и такси, худо-бедно передвигающимися в пробках.

Две неожиданные детали все же привлекли внимание приезжего. Во-первых, прямо перед ним у входа в вокзал Сен-Лазар стояла современная скульптура, состоявшая из растекающихся и искривившихся часов, словно бросавшая вызов точности железных дорог. Поезда каждое утро доставляли на площадь тысячи трудящихся, где это произведение искусства напоминало каждому о тщете времени. Оно неуловимо. Посмотрев кругом, Дэвид заметил также много магазинов с зеленым мигающим крестом. Один напротив, один слева, один справа. Люди входили и выходили в эти процветающие магазины. Внимательно присмотревшись, он прочитал на них надпись «Аптека».

В Париже у Дэвида не было намечено никаких встреч. В его путевом дневнике было написано только одно имя: Офелия.

Он мог бы пойти по туристическому маршруту, посетить музеи, выпить белого вина в Латинском квартале, но он приехал не как обычный турист.

Ведомый своей любовью к французскому духу, он мечтал открыть живое сердце этого города, отыскать в нем следы художников и поэтов. И в этом Офелия представлялась ему идеальной посредницей. С первого же их контакта через Интернет он обожествлял эту парижанку, завсегдатая центров художественной жизни.

Прежде чем где-то остановиться, Дэвид направился к телефонной будке; он открыл дверь и уже хотел опустить в телефон монету, но позвонить можно было только по специальной карточке. Он купил карточку в соседнем киоске, вернулся к кабине и набрал номер Офелии. На втором гудке включился автоответчик. Дэвид услышал несколько аккордов пианино, а затем женский голос продекламировал четверостишие, навеянное Верленом:

Услышав голос Офелии (он видел только ее фотографию на экране компьютера), Дэвид нашел, что у нее приятный голос и хорошая дикция. И в свою очередь произнес:

— Дорогая Офелия, ваш американский слуга только что ступил на парижскую землю…

Не успел он договорить, как в трубке заскрипело, будто открылась дверь. Внезапно на голос автоответчика по эффекту Ларсена наложился живой голос. Офелия ответила:

— Дэвид? Друг поэтов? Я как раз разучивала «Пору в аду» Рембо для выступления через месяц на канале «Киберпланета»… Но это не страшно. Где вы?

— Около вокзала Сен-Лазар, мой поезд только что прибыл из Гавра, куда вчера я приплыл на корабле…

— Вы знаете толк в путешествиях! Вы избавите меня от всех этих хамов. Сейчас я за вами приеду, и мы вместе выпьем чаю. Подождите полчаса!

— Я жду вас у входа на вокзал. Я в белом костюме, в канотье и с чемоданом!

— Я только выведу Марселя и буду в вашем распоряжении.

Что она имела в виду, говоря «выведу Марселя»? Дэвид подумал, что речь идет о собаке. Полчаса прошли. Людской поток двигался с вокзала в метро. Молодой человек с замиранием сердца всматривался в лица, желая узнать свою нимфу. Но он видел только женщин в спортивной одежде со слегка завитыми, как у Скарлетт, волосами. Прошло еще десять минут, прежде чем раздались два сигнала клаксона. Он обернулся. У бордюра за красным светом тянулась вереница автомобилей. Он снова услышал этот нервный сигнал, сопровождавшийся миганием фар, исходивший от маленькой машины — английская модель семидесятых годов. Дверца открылась, и Дэвид увидел невысокую женщину в длинной черной накидке, махавшую ему рукой.

Он подал знак. На светофоре включился зеленый свет, машина Офелии явно мешала проезду. Ей сзади сигналили. Таща за собой чемодан на колесах, Дэвид побежал к машине. Спустив одну ногу на шоссе, молодая женщина крикнула, чтобы успокоить его:

— Ничего страшного, все они хамы! К счастью, нас с Марселем трудно вывести из себя!