Эрик Шевийар - Краба видная туманность

И если он так никогда ничего и не произвел, не совершил ничего примечательного, полагая, что не его это дело — приводить доказательства собственного превосходства (в чем лишний раз угадывается его деликатность), — но опасаясь, что завистники попытаются — если смогут! — хоть как-то преуменьшить это превосходство, он давно готовится ко дню своего триумфа: он сохранит достоинство и скромность, получая знаки почитания, выслушивая хвалы, возможно, он даже притворно поддастся раздражению, потом сделает вид, будто с трудом его превозмогает, дабы никого не обидеть, вежливо улыбнется.

Его беспокоит одно: сможет ли он пройти прямо вперед, оставаясь над схваткой, не теряя равновесия, на плечах у толпы? Когда бы он ни пробовал, пользуясь скоплением народа, выбраться наверх, его тут же швыряют на землю, топчут, отвешивают увесистые удары.

Каждое утро Краб обнаруживает в своей корреспонденции отказы — женщин, издателей, банкиров, у которых он, впрочем, ничего не просил, ничего не требовал, которым ничего не предлагал, которых просто знать не знал, но которые сочли за лучшее упредить события.

Как и зачастую, ушедший в себя Краб пускает свой взгляд куда глаза глядят — точь-в-точь два комка земли вниз по склону, — по бесчисленным путям и перепутьям непрерывного, неклассифицируемого Мироздания, состоящего из событий, которые ему не видны и неведомы, при том что сопровождающее эти события драматическое напряжение подавляет его дух, словно он каждый раз оказывается их жертвой или героем: независимо от неведомых ему обстоятельств сиюминутное смятение нарушает его медитацию. Тогда Краб пробуждается, стряхивает оцепенение со своего тела (удар ногой по муравейнику, пятьсот тысяч тружеников теряют место работы, королевы в изгнании, из их яиц никому не вылупиться), теперь он начеку, бдительно насторожен, он хочет познать мир, понять, что в нем происходит. Но спектакль грубейшим образом прерывается. Краб обшаривает взглядом пустое небо, пустынный горизонт, все как обычно: либо он, либо мир, один в отсутствие другого, обоим сразу места нет, нет совозможности, все существует лишь тайком от Краба, а сам он появляется в абсолютном одиночестве, когда и жизнь, и предметы вокруг него исчезли — пронзенные насквозь и уничтоженные нашим слишком проницательным наблюдателем, который предпочитает действительно во все это верить и думать, что не видит себя в зеркалах, поскольку зеркала — это ловушки.

(Впредь тень Краба будет шагать выпрямившись во весь рост, а Краб — следовать за ней ползком, что гораздо лучше соответствует относительной важности их положения в нашем мире.)

Краб поворачивает: все время сворачивая, он знает, куда идет. В общем-то, до этого не было бы дела, если бы разбушевавшаяся из-за его ходьбы по кругу центробежная сила не влияла, в конечном счете на вращение планеты и на ее обращение вокруг Солнца, нарушая чередование времен года, отныне, надо сказать, непредсказуемое, из-за чего Земля, затерявшись в пространстве, не может теперь и двух дней кряду удержаться на одной и той же орбите, что лишает все на свете устойчивости. Нет, так больше продолжаться не может. Нужно, чтобы Краб остановился.

Честно говоря, не имеет смысла тревожить строительную промышленность из-за такой малости, как постройка дома, достаточно оглядеться вокруг себя, чтобы понять, как и из чего сделаны дома; Краб собирает все необходимое: для стен — ящерицы, коты для крыши, мушиное остекление, потом со свойственным ему пылом берется за дело и надлежащим образом завершает все работы. И впрямь прекрасный дом: чисто собачья гостиная, сельская мебель от древоточцев, спальня с ее блохами и клопами, возможно, покажется не слишком удобной, а выбор для кухни мышей заставит содрогнуться тех домохозяек, которые не могут намолиться на тараканов, но представленный старой совой классический чердак свидетельствует о безукоризненном вкусе и выше всяких похвал — в самом деле, прекрасный дом, настоящее дворянское гнездышко. И тем не менее, не прошло и пяти минут, как Краб сюда въехал, а уже стенные ящерицы устремились к оконным мухам и быстро их одну за другой переловили, коты-на-крыше набросились на ласточек-под-стрехой, вспугнув внезапно ослепшую на свету сову, которая очертя голову ринулась на кухонных мышей, а в полной собак гостиной по соседству со спальней оказалась опрокинута древоточная мебель, последние из стенных ящериц разорваны в клочья, поддались в свою очередь и паучьи потолки, все рухнуло, одни развалины, полная катастрофа, Краб чудом избежал смерти, завернувшись в клещеватый ковер, оттуда полузадохшегося его и извлекли — впрочем, у него еще хватило духу немедленно отстроить все заново: чтобы на сей раз дом выстоял.