Пётр Самотарж - Одиночество зверя

— И он не выговаривал никаких условий для себя?

— Нет, не выговаривал. Просто предупредил о планах единороссов поддержать его в качестве премьера.

— Мы ведь не в детском саду, — коротко прояснил ситуацию Сергей. — Ты же понимаешь — у них никакой собственной позиции никогда ни по одному вопросу не имелось. Точнее, у них одна позиция на все времена: «Мы — за Покровского».

— Не делай из меня идиота. Разумеется, я всё понимал. Его предложение полностью соответствовало закону, и наше с ним взаимодействие по сей день полностью определяется правовыми рамками. Какие могут быть договорённости? Если единороссы хотят видеть его премьером, а я предложу им другую кандидатуру, они откажутся её поддержать, и я сразу окажусь в глазах народа Ельциным, насилующим парламент. Дума ведь утверждает кандидатуру премьера, предложенную президентом?

— Утверждает, кто же спорит.

— Вот он тогда сразу и внёс ясность. Что я мог противопоставить его планам? Первый год после выборов Думу даже распустить нельзя. Назначить врио? Это уж такой знак девяностых, что все сразу принялись бы ждать расстрела очередного парламента.

— А чем бы Покровский подпитывал верность «Единой России», оставшись никем? Они любят президента, а президент у нас — ты. У тебя все рычаги, у Покровского по истечении срока полномочий оставалось только реноме.

— Его реноме многого стоит. Чтобы вступить в равную борьбу, мне следовало сколотить свою собственную партию, не вступая в открытый конфликт с боссом. А у него ведь рефлексы армейские, он признаёт самодеятельность только в заданных им самим рамках. Помнится, тогда ты мне таких вопросов не задавал.

— Не задавал, — без боя согласился Антонов. — Подумал, дают — бери.

— Вот именно. И я подумал. Может, Покровский правильно сделал, выбрав меня? Я теперь думаю, он держал в уме такую возможность, ещё когда вытаскивал меня в главы администрации и в премьеры. Возможно такое?

— С Покровским — вполне. Он не обязательно верил в свою вечную победу, но определённо выбрал тебя на должность правой руки. Разглядел способности…

— Царедворца? — самоуничижительно скривился Саранцев.

— Определённо нет. Придворные — народ опасный. Чуть унюхают слабину — и нож в спину. Здесь что-то другое. Я ведь принёс их прожекты с собой, можешь ознакомиться.

Антонов гулко хлопнул об стол принесённую им тонкую кожаную папочку и выудил из неё несколько листов компьютерной распечатки, переплетённых в голубоватую целлулоидную обложку. На титуле красовался штамп аппарата правительства и гриф «Секретно».

— Зачем им понадобилось секретить документ, подлежащий оглашению через несколько дней? — искренне удивился Саранцев.

— На сей раз утечка не планировалась, — безразлично пожал плечами Антонов. — Наверное, генерал решил использовать эффект внезапности и, следовательно, обойтись без разведки боем.

— Думаешь, он боится общественных возмущений?

— Только сам Покровский знает, чего он боится. Вот, полюбуйся, — Сергей протянул президенту документ, ткнув пальцем в нужный абзац.

Игорь Петрович нехотя вчитался. Указанный Антоновым фрагмент содержал в числе прочего тщательно выверенную формулу о планах «Единой России» видеть действующего президента Саранцева по истечении срока его полномочий в кресле премьер-министра.

— Другими словами, не трепыхайся и спокойно вернёшься в бывшее своё премьерское кресло, — пояснил Антонов очевидное с присущим только ему апломбом знатока закулисных интриг. — Ты с ним вообще никогда не обсуждал ничего подобного?

— Никогда. Стоит ли заглядывать так далеко вперед? При нашей жизни день прошёл — и ладно, — хладнокровно разъяснял президент своё безразличие к собственным перспективам. — Я с Покровским вообще редко разговаривал. Ты ведь знаешь, с ним откровенничать не рекомендуется. Так я всегда старался свести общение к минимуму, пока лишнего не ляпнул.

— Мне всё ещё интересно, — не отставал Антонов, распознавший в ситуации столь редкий в кремлевских стенах момент истины. — В чём заключалось ваше соглашение? Сейчас главное — установить, нарушает он его или нет?

— Ты странный человек, — выдал своё почти детское удивление Игорь Петрович. — Сколько раз мне ответить на твой вопрос? Я уже всё тебе рассказал.

— Я бы на твоем месте поторговался.

— Охотно верю. Наверное, именно поэтому Покровский и выбрал меня. Ты упорно отказываешься принять простое объяснение.