Пётр Самотарж - Одиночество зверя

В который раз за безумный день Саранцев с удивлением осознавал собственную беспомощность. Он тоже никому не доверяет, как и большинство его соотечественников. Но люди на улице находятся в ином положении, страна не вручена лично им на попечение. Почему же он, со всеми своими официальными и совершенно законными полномочиями, тоже не полагается на добросовестность окружающих его сотрудников? Виноват ли он сам в своей беспомощности? Больше трёх лет он чинно сидел в кабинете на втором этаже Сенатского дворца и не пытался осуществить свою власть. Даже наоборот, твёрдо следовал курсу, который теперь проповедует Антонов, и который вдруг оказался для него неприемлем.

Саранцев никогда не воспринимал Покровского небожителем или безошибочно логичной политической машиной. Генерал казался ему обладателем фантастически чутких инстинктов, способным на протяжении многих лет удивительно точно определять время и место для совершения единственно верных шагов. Но временами он демонстрировал неподражаемую уязвимость простого смертного. Несколько месяцев назад в очередном телевизионном интервью при ответе на очередной ожидаемый вопрос он вдруг заметил, что не желает «растекаться мыслью по древу» и будет кратким. Саранцев едва не вздрогнул тогда от удивления и даже хохотнул вслух, хотя для страны в целом изречение прошло незамеченным. И не удивительно — в восьмидесятые годы оно пестрило в прессе особенно часто, и все привыкли. Саранцев считал, что этимология загадочной идиомы ему известна досконально, хотя филологией никогда не занимался. Странный выкрутас памяти: он отлично помнил главу школьного учебника литературы про «Повесть о полку Игореве», где приводился фрагмент исторического старославянского текста, описывающий то ли песнь Бояна, то ли новость о поражении князя Игоря от половцев. Коротенький отрывок содержал фразу: «Растекашеся мысью по древу», и означала она что-то вроде: «Скачет белкой по деревьям». Зачем несмышлёный ученик средних классов запомнил её, Саранцев объяснить не мог, но все последующие годы посмеивался про себя всякий раз, когда слышал от кого-нибудь высказывание о нежелании растекаться мыслью по древу. Игорь Петрович, собственно, с тех самых сопливых лет так и не попытался установить научную истину в этом вопросе, поскольку никогда не придавал ему значения, и продолжал питаться прежним мальчишеским убеждением.

Безобидное высказывание генерала сразу сделало его в глазах Саранцева беззащитным и неопасным, похожим на обыкновенного дядю Серёжу из соседней квартиры. Он стал присматриваться к нему внимательней — разыскивал новые признаки человечности и доступности. Показалось, что нашёл: мужицкие короткие пальцы, улыбка строгого школьного учителя. Потом стал задумываться, не придумывает ли он себе утешение без достаточных к тому оснований. Ещё вчера он не нуждался в доказательствах простоты Покровского, и не переживал из-за их отсутствия, теперь обрадовался воспоминанию о единственном свидетельстве в их пользу.

Покровский определённо умеет говорить, хоть и не является оратором. Но кто в России — оратор? Нет их. Он точно читает книги или прочитал в прежней жизни некое их количество, достаточное для формирования оригинального ума. Как правило, генерал говорит веско, немногословно, склонен к тяжёлому юмору, стремится к чеканным формулировкам, конструирует фразы на ходу и вполне успешно выворачивается, почти запутавшись в цепочке причастных и деепричастных оборотов. Саранцев иногда завидовал Покровскому, потому что сам старался говорить на публике короткими фразами без всяческих речевых красот.

Антонов с удивлением смотрел на замолкшего президента и лихорадочно формулировал новые доводы в защиту своей позиции о невозможности похода на генерала с поднятым забралом. Даже ниндзя не имеет шансов на победу в открытом бою с вооружённым самураем. А Саранцев — не супергерой, он никогда не вёл собственной игры, и теперь начинать её поздно, тем более в новом уязвимом положении.

— Я его не боюсь, — тихо сказал Игорь Петрович.

— А надо бы, — резонно заметил Антонов. — Он тебе не кум и сват. Я ведь не предлагаю тебе встать перед ним на колени.

— Что же ты предлагаешь?

— Оставаться самим собой. Он выбрал тебя — значит, ты его устраивал в своём обычном качестве.

— Ты о чём?

— Он считает тебя человеком нужным и полезным для выполнения его собственных задач.

— Ты серьёзно?