Дмитрий Иванов - Где ночуют боги

Антон отправился с Аэлитой на встречу с врачом. По пути через деревню они столкнулись с Гамлетом, Нагапетом и Карапетом. Они ехали втроем на «уазике» с открытым кузовом и толстыми дугами, обмотанными синей изолентой. Гамлет весело спросил Антона, глянув на Аэлиту:

– Что за движения?

– Гуляем! – вместо Антона весело ответила Аэлита.

– Я смотрю, ты выздоровел? – засмеялся Гамлет и сказал Антону: – Смотри, аккуратно, не заболей обратно, у нее брат дзюдо занимается.

Гамлет, Нагапет и Карапет засмеялись.

Потом Карапет, указав на «уазик», за рулем которого сидел, сказал Антону, несколько даже хвастливо:

– Кабриолет!

– Да, – кивнул Антон, с удовлетворением осмотрев машину. – Вижу.

– Все навороты имеет, – сказал Карапет, которому все-таки хотелось более подробно похвастаться, – полный фарш. Чехлы – кожа. Руль – каштан. DVD, USB имеет, не знаю, мне зачем, но пусть будет. Крыша съемная. Зимой могу дуги снять, крышу поставить. Мосты военные. Амортизаторы военные. Вечный.

Антон кивнул, хотел как-то похвалить удачную покупку Карапета, и в этот момент откуда-то вдруг из его памяти выпрыгнуло это слово:

– Бомба! – сказал Антон про «уазик».

Карапет был польщен. А Гамлет сказал про Антона Аэлите:

– Молодчик. Переопылился пацан.

И засмеялся. Они поехали дальше.

Антон был немного смущен и подумал, что выглядит глупо, гуляя с Аэлитой по горской деревне в пиджаке покойного бедного Альберта. Но Аэлита сказала:

– Покушаете у нас. Вы же у нас дома не были.

Прошли по абхазской деревне, которая только отчасти была похожа на деревню армян. Дома были поменьше размером и редко в три этажа – чаще в два или вовсе в один, – и навесы, и веранды у дома были поменьше или совсем крохотные, и у дома не стоянка, а лужайка, а посредине нее одно дерево или два, и детские качели, подвешенные к ветке дерева. Получалось, что армяне больше заботятся о взрослых, а абхазы – о детях. Абхазов меньше, чем армян, занимал пафос быта. Заборы вокруг домов были ниже и кривее, лестницы, ведущие в дом, – короче и не такие аккуратные, многие – деревянные, и одна ступенька на лестнице – поломанная: во многих домах почему-то одна ступенька была поломана, и это явно никого не смущало, из тех, кто сто раз за день по ней ходит. Окна во многих домах были разные – два окна, например, старые, деревянные, а два – стеклопакеты. И стены разные, например, две стены дома недавно покрашены, а две другие – покрашены лет пятнадцать назад. Была во всех домах абхазов незавершенность и асимметрия – конечно, не такая, как в доме дяди Эдика, до него никто из абхазов не дотягивал. Но и чрезмерной аккуратности и домовитости армян у абхазов тоже не наблюдалось. Было как-то сразу понятно, что у абхазов до многих деталей пока не дошли руки и не дошли ноги, ну или просто абхазы понимают, как коротка эта жизнь и как жаль тратить ее на детали. Было понятно, почему долгожителей больше у абхазов, чем у армян, о чем Антон слышал от Ларис. Потому что дольше живет тот, кто тратит время на главное, пренебрегая суетой. Версия Аэлиты на этот счет была еще проще. Антон спросил Аэлиту, когда они шли по деревне:

– Как ты думаешь, почему абхазы живут так долго?

– Потому что им это нравится! – засмеялась Аэлита. – Знаешь, что больше всего любят абхазы? Любят в нарды играть. Любят чачу. Любят на внуков смотреть. Любят внуков ругать, что ничего не умеют. Любят деревья ругать, что мало урожая приносят. Любят гусениц ругать, что их отрава не берет. Любят собак ругать, что не лают, когда чужие приходят, а когда свои приходят – лают. Мамалыгу любят еще. Аджику любят… Поэтому долго живут.

Миновав дома абхазов, дошли до низеньких ворот, у которых Аэлита сказала:

– Мы тут живем. Заходите.

И, повозившись немного, открыла калитку, которая была заперта на гвоздик. Дом и двор удивили Антона тем, что все здесь было немного по-другому, чем у армян или абхазов. Двор был большим, больше, чем у абхазов, и даже больше, чем у армян. Весь двор занимала лужайка, не слишком ухоженная, и если бы не деревянный стол с двумя скамейками, она была бы похожа на солнечную поляну на окраине леса. Каких-то хозяйственных построек, кроме единственного маленького кривого сарайчика, не было видно. Дом в глубине этой поляны был даже меньше, чем у других абхазов, он был глинобитным, очень старым. Черепица на крыше выцвела от тысяч дождей, и на ней в одном месте, в тонком слое земли, застрявшей в стыках черепичных чешуй, росли пучки ярко-зеленой травы с желтыми, белыми и голубыми цветочками.