Юозас Пожера - Рыбы не знают своих детей

— Помолитесь за душу Винцаса. — А в голове мелькнула язвительная и безжалостная мысль: «Дешево, человек, хочешь откупиться, очень уж дешево хочешь купить покой для души».

Солнце припекало безжалостно. «Первый такой жаркий день в этом году», — подумал он, проезжая по мощенной камнями улице городка. И тяжелый день.

А ведь еще только начался, можно сказать. До вечера еще далеко. А что ждет его дома? Как они там? «Страшный ты человек, Винцас Шална. Страшный. Но и другого выхода у тебя не было. Где этот другой выход? Сложив руки, ждать чуда? Это не выход. Если ты не позаботишься об Агне, кто же позаботится? Некому больше беспокоиться о ней. Некому. Сделал, что мог. А насколько поможет — увидим. Поживем — увидим. Легко сказать — увидим. Не от тебя это зависит, хоть ты разрывайся, хоть что делай — не в твоей это воле».

— Что ты делаешь? Где твой разум! — кричала Мария, достав из колодца ведро с водой. Но Агне, видно, не слышала ее, а может, не обращала внимания. Схватив длинную жердь, она с ожесточением колотила окна своей избы. Со звоном посыпались осколки стекол, и Агне, откинув крючки и распахнув окна, полезла в горящий дом.

— Живьем сгоришь! — кричала Мария, подбегая с ведром к горящему дому. Ведро билось о ногу, вода расплескивалась, но она бежала, стремясь во что бы то ни стало остановить Агне, которая уже скрылась в проеме окна, только ноги еще покачивались по эту сторону. Так и не успела схватить эти ноги: исчезли они, будто провалившись в преисподнюю. В выбитые и распахнутые окна вырывался густой терпкий дым. Задыхаясь и кашляя, Мария попыталась заглянуть внутрь, но в тот же миг что-то ударило ей в лицо и едва не свалило с ног. Это летела во двор постель: подушки, одеяла, простыни… Пролетел сверток с одеждой, а вслед за ним в окне появилась и Агне. Она шла, словно слепая, выставив вперед руки, и Мария тут же схватила ее за кисть; упершись, тащила к себе, сама давясь удушливым дымом. Но Агне была тяжелая, как мешок с песком, не поддавалась, и неизвестно, чем бы тут кончилось, если б не Кунигенас. Старый кузнец полез было на крышу, но, услышав крик Марии, бросил лестницу и, подскочив, схватил Агне за вторую руку. Так и вытащили ее через окно, обмякшую и одуревшую, почти без сознания. Мария плеснула ей в лицо из ведра раз, другой, третий, пока та немного не пришла в себя.

— Где твой разум?! — с упреком сказала Мария. — Черт с ними, с тряпками! Чтоб из-за них в огонь лезть? Тьфу! Как там говорят: время ли по сапогу плакать, когда ногу режут?

Она обняла Агне за плечи и отвела в сторону, усадила под сосной, прислонив к грубому ее стволу, и сама бессильно опустилась рядом.

Старая Кунигенене и Билиндене все еще бегали к колодцу, торопились назад с полными ведрами, но это были тщетные и прискорбные усилия. Это и ребенок понял бы. Изба пылала, словно спичечный коробок. И в окна уже вырывался не только дым, но и грозные языки пламени. Гудя и постреливая, полыхала крытая дранкой крыша, все тонуло в сплошном треске и свисте, в каком-то истошном вое, от которого мурашки пробегали по спине, хотя кругом было так жарко, что, казалось, не воздухом, а огнем дышишь.

— Бросьте, соседки, — обратилась Мария к Кунигенене, которая казалась будто из воды вытащенной: пот с нее лил ручьями. — Все равно что речку решетом вычерпывать. Выплеснешь ведро, а вода только зашипит и испаряется, как плевок.

Запыхавшиеся женщины, не выпуская ведер, смотрели то на горящую избу, то на Агне и Марию, не зная, как поступить. И Мария еще раз сказала:

— Бросьте… Ничем мы тут не поможем. — А сама подумала: «Кто знает, как бы я запела, если б не ихний, а наш дом так полыхал, не приведи господи».

Билиндене опустилась на колени, ухватилась обеими руками за край ведра и пила большими глотками, словно неделю маялась без воды. Потом стянула с головы платок, вытерла им вспотевшее лицо, шею, провела по груди под блузкой и шлепнулась рядом с Марией. Присела и старая Кунигенене, а ее муж, оттаскивая подальше от огня лестницу, сказал:

— Слава богу, что все целы, не сгорели. А изба — дело наживное. Лесничий поможет лесом, позовем соседей — и будет новая.

Женщины, усевшись в ряд, дышали с трудом, то и дело вытирая застилающий глаза пот, и молчали, изредка поглядывая на Агне. Она сидела, прислонившись к сосне, и, не поднимая головы, смотрела в землю.

«Надо что-то сказать, утешить ее, — думает Мария. — Но что тут скажешь, как утешишь, когда вся жизнь идет прахом? Только что похоронила мужа, а тут опять… С ума можно сойти. Не дай боже оказаться на ее месте. Меня бы прямиком в сумасшедший дом отвезли», — думает она, а вслух произносит: