Юозас Пожера - Рыбы не знают своих детей

— Которое уже лето!

— Ты сомневаешься?

— Я только говорю, что уже неоднократно обещалось…

— Однажды случится… Я тебе откровенно скажу: если б не святая вера — никто бы здесь не сидел. Все мы верим, что американцы от разговоров перейдут к делу и, как в этой песне поется, «снова будет свободной Литва».

— А если разговоры так и останутся разговорами? — сказал он, понимая, какую затеял игру.

— Мне не нравятся твои речи.

— Я только спрашиваю…

— А я тебе отвечу: ни один бы не пошел в лес, если б не верил в американскую помощь. Что мы одни можем? Только с их помощью освободим Литву. Они обещают нам помочь, и мы свято верим, что доживем до этого дня… Ты теперь наверняка думаешь: а что будет, если не доживем? Так я тебе скажу: ничто не принесет Литве большего вреда, чем эти невыполненные обещания. Ведь за всю минувшую войну не погибло столько литовцев, сколько за эти послевоенные годы… И с той, и с другой стороны. Не сдержать обещания… Это было бы бесчеловечным преступлением, равным предательству целого народа. Гуманная демократия Америки никогда не решится на такое преступление… Да еще на виду у всего человечества! Это святое дело, понимаешь?

— Понимаю, — откликнулся он.

— Не знаю, как ты, но многие литовцы не понимают этого. Вот, скажем, твой брат. Мы знаем, что и стрибаки сидят за его столом, а он старательно служит Советам, позволяет вырубать наши леса, но мы его не трогаем не потому, что он иногда помогает и нам, умеет держать язык за зубами, а потому, что таких, как он, большинство. Пусть они себе ведут двойную игру, для нас главное, чтобы были больше или меньше связаны с нами. Пока что этого нам достаточно, хотя, конечно, только пока… Мы понимаем таких двуличных: думают одной рукой гладить одних, второй — других, чтобы, когда придет время, могли сказать: мы поддерживали партизан Литвы. Другие, смотри, и бумажонками запасутся… А если бы все дружно, весь народ поднялся за свою свободу, то давно все было бы кончено…

— Сказал же, что одни мы бессильны, что без американцев…

— Да, без американцев ничего не сделаем, но если бы мы все как один поднялись, то создали бы условия для американского вмешательства. Понимаешь?

— Понимаю. Но кто знает, интересуем ли мы американцев?

— Это, брат, не только вопрос Литвы. Американцы поддержат нас, только надо самим сплотиться. Увы, такого единства пока что нет… Но большевики сами помогут нам в этом.

— Дураки они, что ли?

— Они не знают литовца… литовского хозяина. Думают, что загонят всех в колхозы и конец. Мол, все станут голенькими колхозниками и некому будет поддерживать нас… Мне кажется, они жестоко ошибаются, просто не знают, что за зверь этот наш хозяин.

Он вспомнил, что Шиповник говорил об этом и в ночь клятвы, когда первый раз ходили на Костаса Жаренаса. Тогда тоже сказал, что никто не знает, кто такой на самом деле литовский хозяин.

— Люди как люди, — сказал Стасис и нарочно зевнул, будто эта тема мало волновала его.

— Нет, малыш, литовский хозяин — это такая тварь, какой нигде больше не найдешь. Как у нас в Каунасе говорили: мужик за цент готов вошь до Риги гнать…

— Хозяева, кто бы они ни были, всегда бережливы…

— Многое ты понимаешь! Я расскажу тебе, чего ты не видел и не слышал… Никогда никому не рассказывал, даже вспоминать не хочется, но раз уж так получилось, то знай: нет твари страшнее, чем эта порода.

Он слышал, как Шиповник чиркнул спичкой, видел, как вспыхнул огонек, освещая крючковатый нос, наморщенные брови. Вскоре в темноте глазом зверя засветился кончик самокрутки.

Он слушал, вспоминая годы оккупации и простых литовских крестьян, которые, рискуя жизнью, скрывали, вырывали из когтей смерти и еврейских детей, и бежавших из плена русских солдат, но промолчал, не проронив ни слова. Хотелось спросить: так за какую Литву ты страдаешь, словно загнанный волк, почему льешь кровь литовцев, каким путем хочешь добиться единства народа, если классовая основа для тебя неприемлема, а над национальной и сам потешаешься, не веришь в нее? Хотелось спросить, чему же научил нас исторический, вчерашний, наконец, сегодняшний опыт; где искать друзей, где врагов, где найти точку опоры для дальнейшего пути всего народа? И еще хотелось спросить, почему он, всегда возвеличивавший литовский народ над всеми остальными, прямо к небу возносивший, вот теперь презрел всех селян своей родины.

— …Мы, литовцы, живем, как бы смирившись с мыслью, что наш народ раньше или позже исчезнет с карты мира, хотя никому об этом не проговариваемся, даже себе… И притворяемся особенно ярыми защитниками нации. А на самом деле грызем друг друга. Каждый печется только о себе: пусть хоть сам дьявол властвует и хозяйничает в Литве, лишь бы давал мне жить…