Юозас Пожера - Рыбы не знают своих детей

Повозка выкатилась из леса, прогромыхала с горки, проехала бревенчатый мостик, перекинутый через Версме, и Стасис сразу же понял, где они теперь и откуда приехали. До Маргакальниса уже недалеко, через полчаса начнется, и что будет — пусть будет, подумал он, чувствуя, как по всему телу пробежали мурашки.

Поднимаясь на холм, они снова въехали в лес, колеса громыхали по скованной морозом выбитой колее. Иногда повозка накатывалась на замерзшую лужицу, и под колесами звонко раскалывался лед. Наконец Клевер попридержал разгоряченную лошадь, свернул на обочину и остановился у густого соснового молодняка. Стасис узнал это место, вспомнилась далекая весна, когда Винцас первый год работал лесничим и высаживал эти сосенки, теперь уже ставшие выше человеческого роста.

— Крот останется у лошади, а мы пойдем, — сказал Шиповник приглушенным голосом и еще тише, только Кроту, добавил: — Если услышишь стрельбу — не уезжай. Мало ли что: засада или ранят кого. Понял?

Крот кивнул, и они цепочкой направились через лес. Клевер опять тяжело сопел за спиной, и Стасиса опять обуял кошмар, как и в ту роковую ночь: казалось, в любую минуту можешь получить пулю между лопатками.

Не доходя до опушки, они остановились. Притаившись за соснами, долго стояли, вслушиваясь в звонкую ночную тишину, глядя сквозь редкие деревья на поле и еще дальше, где на широкой опушке спала деревушка Маргакальнис. Усадьба Жаренаса огородами и старым садом почти прижималась к лесу. От сосняка ее отделяла лишь узкая полоска заброшенной, поросшей мхом земли, на которой ветер ежегодно сеял множество сосенок и березок. Лес пытался отвоевать эту прискорбно жалкую залежь, но Жаренасы каждый раз с корнями выдергивали сеянцы ветра. Со стороны леса даже забора приличного не было, а только два ряда ржавой проволоки, увешанной дырявыми кастрюлями, консервными банками, разными железяками — для острастки кабанов, когда к концу лета они целыми семействами забираются в овес и принимаются рыть картошку.

Шиповник подозвал всех к себе и полушепотом распорядился:

— Ты, Клен, обойдешь кругом и устроишься у хлева, следи за крайними окнами избы. Если кто полезет в окно — живым не упускай… Я буду за кустом сирени, а ты, Клевер, пойдешь с Бобром. Всем ясно?

— Ясно, — словно из-под земли, отозвался Клевер.

Стасис молча кивнул и стал заряжать винтовку. Один патрон загнал в ствол, а второй стиснул в ладони, чтобы потом не рыться по карманам. В это мгновение и ему все стало ясно. Едва услышал, что Клевер пойдет вместе с ним к двери избы, тут же и принял решение.

— Ты к двери не подходи, — сказал он дылде, а Шиповнику пояснил: — Если увидит в окно, что я не один, чего доброго, не откроет. Как войду в избу, тогда и ты не жди, потому что при бабе я не смогу…

— Хорошо, — сказал Шиповник, — так и делайте. И да поможет нам бог.

Теперь Стасис уже шел впереди, то и дело останавливаясь и прислушиваясь, словно охотник, поджидающий борзых, гонящих зверя. Он проводил глазами Клена, который беззвучно, как привидение, прошел по краю леса, миновал залежь, высоко поднимая ноги, перешагнул увешанную банками проволоку; слышал, как за ним крадутся Шиповник с Клевером, и в то же время мысленно разрабатывал план действий: как только Костас приоткроет дверь, он шепнет ему «спасайся», сам у двери первым уложит дылду, схватит его автомат, даст очередь по кусту сирени. Лишь бы не ускользнул Шиповник, только бы не упустить его живым… С Кленом, притаившимся за хлевом, он как-нибудь справится. Никуда не денется, как и Крот… Лишь бы Шиповника удалось уложить на месте… Лишь бы он не унес шкуру целой. Всю обойму надо вогнать в этот куст сирени. Всю обойму до последнего патрона, лишь бы не ушел живым, а все остальное — уж как-нибудь. Клевера тоже надо уложить умеючи. Даже не вскидывая винтовку к плечу, приставить дуло к его животу и уложить, вырвать из рук автомат. Еще у падающего вырвать. Такой медведь не так легко протянет ноги. Он и раненый может свинью подложить, прежде чем распрощается с этим миром.

У куста сирени Стасис остановился, подождал, пока Шиповник устроится между сухими ветками поудобнее, и подумал: «Сам, чертово семя, выбрал место и время, где подохнуть». Шиповник махнул рукой, и они с Клевером подкрались к избе. На углу он дал знак дылде остановиться, а сам, уже не таясь, с громким стуком, плюясь и ругаясь как последний забулдыга, покачиваясь, подошел к окну и костяшками пальцев несколько раз стукнул в стекло: