Евгений Рожков - В стране долгой весны

«Это небесные люди», — подумал Ыппыле и стал мысленно просить их подождать хоть один день, чтобы он мог все хорошенько обдумать. Вдруг там, в ином мире, его будут расспрашивать отец, Нутевьи, мать или Омрына о жизни на земле. Что он им ответит? Ведь он до сих пор сам ничего не понял.

В соседней комнате накурено и многолюдно. Комната небольшая, и людям тесно в ней. Они сидят на полу у двери, у окна, у печки, черной, обитой железом. Люди разговаривают, смеются, курят, пьют чай и вино. Печь уставлена закопченными чайниками. В углу возле умывальника гудят два примуса.

За столом сидят сыновья и брат Ыппыле. Они потчуют гостей, угощают настойчиво, как на поминках, но люди знают, что в доме нет покойника.

Ыппыле медленно, осторожно открыл глаза. Над ним висела темнота, густая, неподвижная, словно вода в глубоком озере с илистым дном. Он стал водить глазами, пытаясь различить что-нибудь, и неожиданно увидел большое квадратное бледное пятно. «Это же окно, — догадался старик, — оно посветлело, значит, пришел рассвет».

Теперь Ыппыле даже этому не обрадовался. Он не обрадовался и тому, что еще жив, что снова может думать, вспоминать. Значит, небесные люди опять отказались от него, обрекли на новый мучительный день. Старик разволновался и даже забыл о том, что совсем недавно просил у небесных людей время на размышление.

Опять стало тягостно на душе у Ыппыле. Во рту пересохло, язык не слушался. Ыппыле мучительно захотелось пить. Наверное, о нем забыли, но он жив и хочет пить. Комок обиды застрял в горле. Старик не помнил, что недавно к нему подходила молодая женщина и поила сладким чаем.

Старик все смотрел и смотрел в окно. Оно светлело медленно, но заметно, словно его кто-то не торопясь мыл на улице.

…Назад Ыппыле привезли на пароходе. Пароход плыл медленно и долго. Ночью и днем старик лежал на верхней палубе и смотрел вперед. Очень сильно хотелось увидеть родной берег. Было сыро и холодно. Старик простыл. В поселок его привезли больным.

Ыппыле поселился в доме брата. Омрыятгыргин с семьей был в тундре. Семь дней Ыппыле не мог подняться и выйти на улицу.

Приходили гости, но он почти никого не знал. Все смотрели на него, не скрывая любопытства, будто он был не человек, а какое-то странное, невиданное существо.

Потом пришли два старика, и он сразу узнал их — это Анкавье и Нуваттагин. Они первыми согласились стать его помощниками после смерти Нутевьи и были настоящими пастухами.

Старики допоздна пили чай, неторопливо вели беседу. Они рассказали, что сыновья Ыппыле живут в соседнем поселке, работают пастухами, что средний сын, Айнавье, стал большим начальником, женился на русской. Старики были внимательными к Ыппыле, все время подливали в его кружку чай и вели себя так, как будто все они еще молодые, как будто их не разделяли годы и большие перемены.

Потом приезжал брат Омрыятгыргин. Он тоже постарел и поседел. Десять дней пробыл он в поселке. Редко появлялся дома, занят был какими-то делами: то уходил на собрание, то еще куда-то. Потом Омрыятгыргин вдруг заспешил в тундру, в стадо. Перед отъездом на прощание сказал:

— Живи пока в моем доме, а если в колхоз вступишь, останешься в нем навсегда. — И уехал.

Прошло еще несколько дней. Только тогда пришла к нему Тагрыт. Она была в новом керкере, расшитом бисером на груди и рукавах. Тагрыт была статная, красивая, время не сгорбило и не высушило ее. Только лицо слегка подернулось морщинами. Но Ыппыле не видел этих морщин, его глаза потеряли зоркость.

Женщина долго стояла у порога и волновалась. Он узнал ее по косам. Они были такими же длинными и толстыми, как много лет назад.

— Етти, Тагрыт! Это ты? — спросил он.

— Ий… гыо… Да… я, — ответила женщина.

Тагрыт была последней, самой молодой женой. Он подарил много оленей ее отцу за то, чтобы она стала его женой.

Ыппыле часто вспоминал Тагрыт. Золотая осень его жизни была связана с этой женщиной.

— Ты думала обо мне? — спросил он Тагрыт.

— Да! — ответила она и повернулась лицом к Ыппыле. Он заглянул в ее глаза. Они были прежними, как много лет назад, только не блестели и не светились теми огнями, от которых когда-то тело его наполнялось молодой, упругой силой.

Он вдруг вспомнил тот зимний день, когда увозил Тагрыт из яранги в свое стойбище. Она плакала. Это лицо часто вспоминалось ему.

— Почему ты плакала, когда я увозил тебя от отца? — спросил вдруг он. Тагрыт молчала, а про себя подумала: «Сколько лет прошло, а он помнит».