Наринэ Абгарян - Зулали (сборник)

– Я прирожденный поэт, – смахнул слезу Ганс.

– Что ты здесь делаешь? – раздался за его спиной удивленный голос Малин.

– Дорогая, – сконфузился ключник, – ты, наверное, забыла, что слово глаз пишется через «з»?

– Теперь еще три месяца не видать ласк, – спустя несколько неприятных минут, пережитых на чердаке, сокрушался Ганс.

Но исправить уже ничего было нельзя, и, запив горе двумя стаканами сладкого чая и заев горой бутербродов с бужениной и копченой грудинкой, он засобирался в мастерскую.

На пороге Ганс столкнулся с почтальоном герром Брифтрегером, который принес письмо.

– От кого? – спросил он.

– От вашей швегемуттер Лисбет, – отвел глаза герр Брифтрегер.

«Лично Малин, в руки», – вывела швегемуттер колючими буквами на конверте.

– Какая разница, три месяца или четыре, – подумал Ганс и распечатал письмо.

«Милая моя доченька, – писала швегемуттер Лисбет, – уехала я от вас всего два дня назад, а успела соскучиться так, словно мы не виделись с тобой целую вечность. Подумываю приехать к вам еще, на этот раз недельки на три. А может, и на все семь. Поцелуй от меня Вольдемарчика. И не говори ничего Гансу. А то, глядишь, он расстроится и выкинет какой-нибудь номер. Например – плюнет в мой ночной колпак. С него станется.

Целую. Лисбет Гипфель».

Ганс оставил распечатанный конверт на кухонном столе, а сам, переполненный праведным гневом, ринулся в гостевую спальню, выдернул из-под высоко взбитых подушек ночной колпак швегемуттер и плюнул в него что было мочи.

«Жаль, что я не верблюд», – подумал он.

О верблюдах Ганс знал от пастора Пристера. Однажды, отвлекшись от притчи о Лазаре, пастор вдруг начал рассказывать, сколь злопамятны верблюды и как они обильно умеют плеваться. Паства, мигом очнувшись от дремоты, с удивлением внимала рассказу проповедника.

– Если вы застанете верблюда… – замялся пастор Пристер, – за… за… за бесстыдством с верблюдицей, то он будет преследовать вас, пока не убьет!

Последние слова потонули в мощном аккорде фуги, который взяла органистка, чтобы отвлечь проповедника от опасного повествования.

Ключник еще несколько раз поплевал в колпак.

– Судя по настрою Малин, швегемуттер будет жить вечно, – с горечью подумал он.

Убрав заплеванный колпак под подушку, Ганс осторожно поцеловал спящего Вольдемарчика и ушел в мастерскую. Ковать ключи. И в порыве злости выковал такой сложный ключ, что долго потом не мог подогнать под него замок.

А обиженная Малин тем временем строчила на чердаке очередные свои вирши.

«Пусть рухнет мир, / о сколько мук, / когда с тобой живет дундук!» – писала она.

По воскресеньям Ганс и Малин Шлосмахеры ходили в церковь, на утреннее богослужение.

Малин на службе откровенно скучала.

«Хоть бы торчащие из ушей волосы подстриг», – вздрагивала она всякий раз, когда отец Пристер поворачивался к ней в профиль.

– Фарисеи же, выйдя, имели совещание против Него, как бы погубить Его… – заметно волнуясь, рассказывал отец Пристер. Он и не подозревал, какие мысли вызывают его кустистые уши у прелестной фрау Шлосмахер.

Ганс, в отличие от супруги, был очень богобоязненным господином. Он проникновенно внимал речам священника, а в особенно торжественные минуты проповеди, не в силах сопротивляться нахлынувшим чувствам, пускал слезу и трубно сморкался в носовой платок.

– Истинно говорю, пастор – святой человек, – приговаривал он.

«Хумус, заправленный жгучим красным перцем, лимоном и оливковым маслом, на завтрак – это уже перебор, – меж тем кручинился отец Пристер. – Даже мятные лепешки от этой напасти не помогают! Угораздило пасторшу на старости лет увлечься восточной кухней!»

Паства не догадывалась, какими воистину мучениями оборачивалась каждая проповедь для отца Пристера. И только органистка Анабель Гольдберг, вынужденная по роду службы находиться в непосредственной близости от пастора, могла много чего интересного рассказать о влиянии восточных специй на неискушенный тевтонский метаболизм.

Сразу после службы чета Шлосмахеров направлялась в мясную лавку – по воскресеньям Ганс любил особенно плотно и основательно поесть. Потому сегодня на обед предполагались гороховый суп-пюре с гренками и тушенный в сметане кролик (приправить щепотью тимьяна и свежим укропом, томить полтора часа на «шепчущем» огне).

– Нам, пожалуйста, кролика, – попросила у мясника Йозефа Фляйшера Малин.