Наринэ Абгарян - Зулали (сборник)

– Спасибо! – растрогалась Малин и чмокнула мужа в нос. – Решено, назовем нашего мальчика Йозефом!

Нужно еще уточнить, что фрау Малин Шлосмахер имела одну весьма очаровательную привычку – она по сто раз на дню меняла свои решения. Из-за этого Ганс иногда попадал в щекотливые ситуации.

Скажем, Малин обещала мужу приготовить на ужин морковно-грушевый айнтопф. И Ганс весь день проводил в предвкушении ароматного, тающего во рту блюда.

– О моя Малин, – распевал он в своей мастерской, выпиливая из очередного куска железа новый, причудливой формы ключ, – как я люблю твой морковно-грушевый айнтопф, который ты приправляешь одной чайной ложкой сахара, щепотью соли, двумя лавровыми листиками, палочкой гвоздики и мелкорубленой солониноооооой!

Надо сказать, что Ганс был очень умелым ключником. Но уверял, что самые изысканные ключи у него получаются под песенное исполнение рецептов из «Большой поваренной книги» Малин.

Вечером, весь в трепетном предвкушении, Ганс возвращался домой. И неожиданно получал на ужин тарелку овощного паштета из цветной капусты с двумя щепотками перца и мускатного ореха. Готовить полтора часа на пару. Подавать со сметаной.

– Но как же так, Малин, – расстраивался Ганс, – я целый день выпиливал ключи под рецепт айнтопфа, а надо было, оказывается, под овощной паштет?

– Понимаешь, в чем дело, – вздыхала Малин, – я вспомнила, что сегодня среда, а по средам я привыкла готовить овощи на пару!

Ганса подмывало возразить, что сегодня вообще-то понедельник, а в понедельник есть тушеные овощи неприлично, как, впрочем, и в любой другой день недели. Но из страха, что Малин снова обидится и убежит на чердак строчить про «восторг и быль подобны сумраку ночному,/ о как мне жить с чурбаном во плоти», он благоразумно решил не нагнетать.

Потому и назвали они сына Вольдемаром. Ведь Малин, по своему обыкновению, в последнюю минуту снова изменила решение. Хотя ровно четверть часа назад она хотела назвать мальчика Акакием, в честь двоюродного деда своей сводной кузины. И от мысли, КАК это имя будет звучать в уменьшительном варианте, у бедного Ганса слезы наворачивались на глаза.

День не задался с самого утра.

Сначала Ганс наткнулся на очередные стихи Малин. «Кому понять моих буколик, / я глас в пустыне, / слепой гусак не внемлет мне!»

Стихи появились сразу после того, как Ганс имел наглость посягнуть на честь Малин. Спустя какие-то два месяца после рождения Вольдемарчика.

– Как ты смеешь, Ганс! – возмутили Малин недвусмысленные поползновения супруга.

– Но, дорогая, – взмолился Ганс, – я ведь тоже страдаю! Каждому мужчине нужна толика ласки. Ты отказываешь мне во взаимности уже целых четыре месяца! Два месяца до родов и два…

– Я спать хочу, я не высыпаюсь, – обиделась Малин и повернулась к супругу спиной.

– Ты можешь спокойно засыпать, я быстро, – обнял ее Ганс.

Спросите любого мужчину, и он подтвердит – ничего обидного Ганс не сказал. Однако Малин снова убежала на чердак и всю ночь сочиняла стихи. А бедный ключник, за неимением груди, поил из бутылки Вольдемарчика слабым настоем ромашки.

– Надеюсь, твоя Малин будет уступчивее, – жаловался он сыну.

Утром Ганс наткнулся на стихи Малин и с болью узнал много нового о себе. Вдоволь настрадавшись, он со вздохом обмакнул перо в сиреневые чернила и переправил в слове «глас» «с» на «з».

– Глаз пишется через «з», это всем известно. Хе-хе, детка Малин, строит из себя злючку, а сама наивная, как дитя! – улыбнулся Ганс. Он поразмыслил еще чуть-чуть и, обиженно сопя, зачеркнул слепого гусака. «Конь в яблоках», – старательно вывел он, диктуя себе по слогам.

Осталось расправиться с «буколиками». Сначала Ганс ничего не мог придумать, потому что не знал, что означает это таинственное слово. Воображение рисовало ему какие-то страшные картины. Вот буколики превращаются в мускулистого красавца и обнимают Малин. А вот они в обличье Змия искушают ее яблоком. Эти образы были до того обидными, что Ганс застонал и спрятал лицо в ладони. Он всем естеством ощущал угрозу, исходившую от буколик! И естество его не подкачало – у Ганса немилосердно заурчало в животе.

– Может, она имела в виду колики? Ну конечно же, не буколики, а колики! – осенило его.

Он быстренько вычеркнул ненужные буквы и вздохнул с облегчением. Теперь стихотворение Малин звучало просто идеально:

«Кому понять моих колик, / я глаз в пустыне, / конь в яблоках не внемлет мне!»