Мартин Уиндроу - Сова, которой нравилось сидеть на Цезаре

Четвертая неделя января

Теперь сова ухает и совершает боевые пляски по утрам и вечерам. Сначала она забивается в угол, потом ухает и делает движения головой, а затем, посвистывая, исполняет настоящую боевую пляску. Когда я снимаю ее со своей головы, она карабкается по моей руке на локоть и пару раз на нем подпрыгивает, издавая крики и посвистывания и хлопая от восторга крыльями. Когда я вечером вхожу в вольер, сова начинает, как летучая мышь, карабкаться по потолку, а потом совершает головокружительное сальто назад и приземляется точно на выбранную цель – на порог или прямо в корзину. Учитывая угол и расстояние, такая трехмерная воздушная акробатика кажется невозможной. Рядом с ней даже юные русские гимнастки показались бы неуклюжими.

«Походка летучей мыши» стала для Мамбл стандартным поведением в разгар зимы. А вот уханье с движениями головой и боевая пляска с посвистыванием каждый год немного отличались. Уханье всегда предшествовало пляске на неделю или две. Я почти каждый год замечал это поведение в середине и конце января. Но в 1988 году она до последней недели января вела себя довольно сонно и ласково, потом начала ухать от раза к разу, а боевые пляски появились лишь на первой неделе февраля. Стоило ей начать подобное поведение, оно продолжалось вплоть до конца мая.

Примерно в то же время я каждый год замечал, что Мамбл приберегает часть ужина и по утрам выносит его из своей ночной клетки. Обычно она держала кусок цыпленка в клюве и перелетала с жердочки на жердочку, издавая сдавленные звуки. В конце концов сова забиралась на шкаф, где и съедала заветную заначку. Холодной зимой я всегда кормил ее вечером и утром, и она никогда не отказывалась от возможности перекусить. Хотя в то время я не замечал, позже я предположил, что такая заначка появлялась, потому что из-за двухразового питания у совы просто не было возможности переварить съеденного вечером целого цыпленка. Удивительно, как Мамбл это поняла, и насколько высока была ее самодисциплина и предусмотрительность, чтобы съедать только половину цыпленка и оставить вторую половину на более позднее время.

В 1989 году я заметил, что в сравнении с предыдущим годом расписание совы немного замедлилось. 28 января я обратил внимание, что она ухает по вечерам, а по утрам – нет, и вовсе не собирается исполнять боевые пляски. Она по-прежнему любила поласкаться у порога, но в выходные, когда у нее была возможность свободно летать по кухне, после часа полета она прыгала на мое плечо или колени и требовала новых ласк. (Дневник напомнил мне, что как-то утром Мамбл сидела у меня на плече, когда я читал газету. Неожиданно она громко чихнула, забрызгав газету, которая находилась в полуметре от ее «носа». Потом она энергично потрясла головой и, как и я, снова сосредоточилась на вдумчивом анализе Кубка пяти наций по регби, предложенном комментатором «Sunday Telegraph».)

В том январе сова не хотела завтракать. В конце месяца она еще не начала припрятывать еду на ночь. Я думал, что на ее поведение повлияла мягкость той зимы – в том году почти не было морозов, в январе зацвели крокусы и появилось даже несколько самых стойких нарциссов. Однако в середине 1989 года я заметил, что сова снова прячет еду каждую вторую или третью ночь. К третьей неделе месяца она стала откладывать часть еды каждый вечер – и это никак не было связано с тем, насколько хорошо я ее кормил. Вытаскивая свою заначку из ночной клетки, сова каждый раз пыталась что-то мне сказать. Она таскала этот кусок за мной, даже клала его мне на плечо, непрерывно ухая: «Ху-у-у-у! Хуу, хуу-хуу, ХУ-У-У-У!» (Впрочем, с набитым клювом ее уханье напоминало кваканье.) Сова явно ожидала, что я что-то сделаю с этим куском. Может быть, она снова пыталась меня кормить?

В 1991 году я заметил, что сова начала ухать и двигать головой лишь на второй неделе февраля, но боевые пляски с посвистыванием на моей руке начались лишь в середине месяца. И я снова задумался, не влияет ли на поведение совы погода. В этом году зима выдалась необычно суровой, выпало много снега, и в начале февраля целую неделю температура опускалась ниже нуля. В целом Мамбл это никак не беспокоило. Она спокойно проводила ночи как дома, так и на улице. Как только вода в ее миске таяла, она тут же начинала купаться. Я видел, как мокрая сова спокойно сидела на ледяном ветру и чувствовала себя вполне комфортно.

Третья неделя февраля

Шаблон поведения окончательно сформировался: «походка летучей мыши», сальто назад, откладывание еды каждый вечер, уханье и боевые пляски. Эмоции совы достигли пика, но, судя по всему, она никак не могла разобраться в своих чувствах. Однажды, когда я забирал ее вечером домой, она выпрыгнула из корзинки и полетела прямо в ночную клетку. Когда я приблизился с цыпленком, Мамбл вылетела из клетки и стала летать вокруг меня на уровне пояса. Она громко хлопала крыльями и не успокоилась, пока я не положил цыпленка в клетку.