Мартин Уиндроу - Сова, которой нравилось сидеть на Цезаре

Однажды, когда я за ней наблюдал, Мамбл заметила что-то крупное и достаточно медлительное. Она поняла: это ее шанс. Неожиданное пристальное внимание совы заставило и меня посмотреть в ту сторону. По шторе полз жук. Чувствуя, что сове нужна поддержка после неудачной охоты на мух, я посадил ее на свою руку и поднес поближе к жуку. Сова клюнула его, но промахнулась, попав по шторе. Жук свалился вниз на несколько сантиметров, но уцепился за ткань и снова пополз вверх. Сова еще пару раз ударила клювом и снова промахнулась. Жук не стал больше искушать судьбу, расправил крылья и взлетел. Мы продолжили свою пародию на соколиную охоту и преследовали его, пока он не сел на потолок. Мамбл не отрывала от него взгляда. Казалось, она успокоилась, но вдруг резко взмыла вверх с моей руки. Великолепный маневр – элегантный иммельман [9] – и сове все же удалось схватить жука лапкой. Она торжественно съела жука, устроившись на двери гостиной.

В отсутствие живой добычи Мамбл занималась военными играми. Она быстро поняла, как приятно прыгать с высоты в мусорную корзину и исполнять боевые пляски на приятно шуршащем содержимом. И все же главные удовольствия сова получала на больших высотах.

Один из потолочных светильников в моей квартире был выполнен в виде китайского фонарика – на спиральных кругах тонкой проволоки была натянута белая бумага. Мамбл скоро поняла, что это отличная цель. Бумага легко рвалась под ее когтями, шар раскачивался, издавая замечательный звук «бонк-бонк». Кульминацией атаки на «воздушный шар времен Первой мировой войны» становилось полное уничтожение противника: сова проделывала в абажуре столько дыр, что от него ничего не оставалось, а тонкая проволока уже не выдерживала столь яростного нападения. Как-то вечером сова истребила несчастный абажур практически полностью: она оторвала длинный кусок бумаги и полетела с ним, запустив цепную реакцию. Сова восторженно кружилась вокруг абажура, а бумага медленно опускалась на пол – казалось, что передо мной яблоко, которое вдруг решило почиститься самостоятельно.

Мамбл с ума сходила из-за ламп. В первый год она истребила несколько ламп, неуклюже приземляясь на них сверху и сбрасывая на пол. К моему удивлению, яркий свет ее вовсе не беспокоил. Если лампа переживала первую жесткую посадку совы в вертикальном положении, Мамбл усаживалась на тонкую кромку абажура, раскрыв крылья для равновесия, утыкалась «подбородком» в лапки и пристально смотрела прямо на лампочку. Возможно, ее привлекало тепло. Сова закрывала глаза и несколько минут покачивалась на абажуре, явно наслаждаясь своим состоянием. Однажды она не рассчитала амплитуду раскачивания и свалилась прямо в абажур, коснувшись лапками лампочки. Слишком поздно поняв, что лампочка горячая, сова оказалась в плену тесного абажура с крыльями над головой. Мамбл судорожно дернулась и подпрыгнула вверх, а я безуспешно попытался подхватить падающую лампу. Вскоре я понял, что мне нужны массивные и устойчивые осветительные приборы.

Еще враждебнее Мамбл относилась к домашним растениям. Иногда она падала на них сверху, начинала ковырять землю когтями и клювом. Но больше всего ей нравилось брать их с налета. Ее основной жертвой был папоротник с длинными, свисающими ветками. Сова совершала точно рассчитанный заход на цель, пролетая мимо, хваталась за приглянувшийся лист, набирала высоту и устраивалась с ним на двери. Там она пыталась съесть лист, хотя это полностью противоречило законам природы. Сова держала лист папоротника в сжатой лапке, откусывала от него кусочки и запрокидывала голову, пытаясь проглотить. Впрочем, все кончалось одинаково: сова бросала ободранный лист и внимательно наблюдала, как он опускается на пол. За темпами уничтожения моих растений я наблюдал по количеству зеленых клочков на газетах, разостланных вокруг совиных жердочек.

Однажды Мамбл устроила настоящие показательные выступления в этом виде упражнений. Вместо того чтобы отнести добычу на знакомую жердочку, она полетела в альков, где я повесил репродукцию очаровательного эскиза Альбрехта Дюрера с изображением серой неясыти. Там она и устроилась, уцепившись за толстую рамку, которая под ее весом заметно накренилась. Лист папоротника она сжимала в клюве. Когда я подошел, чтобы прогнать ее, сова триумфально буркнула что-то себе под нос (разговаривать с полным ртом было трудно, и голос совы приобретал металлический тембр).