— Никак, «Арктика»? — произнес Пятница.
— Мимо проходит, — кивнул капитан Глебов.
И Ваня, чтоб окончательно проснуться, вышел на холодок палубы.
4
Очинив карандаш и пощелкав между делом костяшками счетов, Борисов взял со стола докладную кока — последний отчет о наличии на борту продуктов питания. Углубясь в чтение и глубокомысленно оценивая это «наличие», походил начальник станции на служащего районной конторы, знающего себе цену, что скрупулезен и дотошен до мелочей: вскрыть предполагаемую ошибку в отчете или вовсе противозаконное — заведомый обман, обнародовать и доложить по инстанции! Однако «вскрывать» — нечего, вся сапуновская «ревизская сказка» уместилась на одной страничке. Тут же змеилась размашистая приписка о том, что тушенки — главного харча команды — хватит, «пожалуй, еще на пару месяцев». И если продолжать «жмотничать в том же духе, можно спокойно совершить еще и кругосветное плавание».
— Ну, ну, — кашлянул Борисов и веселей, без прежнего раздражения подумал: и здесь, в деловой бумаге подпустил кок лирики! И опять углубился в подсчеты, приплюсовывая возможные задержки в пути. А то, что они неминуемы, убедила недавняя остановка возле архипелага Норденшельда: в необозримое ледяное поле не рискнул соваться капитан «Буслаева». Слали радиограммы «Арктике», та обещала подойти на помощь, но атомоход задерживался с проводкой других судов через пролив Вилькицкого, убедительно заверив, что «в данный момент нашим скорлупкам в проливе делать нечего».
Теперь, когда дважды изменив курс, экспедиция соединилась с «Арктикой», следуя за ее кормой кильватерным строем, соединенная тросами — в центре «Северянка», — Борисов был рад подвернувшемуся делу. Не торчать же в рубке возле капитана!
А караван шел и шел сквозь пробитую флагманом дорогу, и мелкие льдины, царапая борта, не портили благодушного настроения Борисова, потому так спокойно и умиротворенно ответил он на стук в каюту.
— А — а… Присаживайся, Виктор Александрович, как дела?
— Хлеб кончился, Станислав Яковлевич, умер хлеб! — Сапунов решил, что надо уж сразу выложить. И выложил: — Последнюю булку на ужин порежу…
— Я, конечно, займу еще червонец… сходи и купи! Что, не нравится? А я при чем, понимаете?..
«Резонно, — подумал Виктор. — Молодец, юмору хватило…» Он и сам себя ругал: прошляпил на Диксоне! Ну что бы отрядить кого-то в магазин? Замотался, закрутился. Расхлебывай!
— Мука-то есть у нас?
— Два мешка, — и Виктор опять с ненавистью подумал о тугих кулях, что спокойненько, словно дожидаясь своего часа, постаивают в кладовой… Несколько раз уже ощупывал их сытые бока, вздыхал и, покружа беспомощно по камбузу, опять возвращался в кладовую, проклиная собственное бессилие: уж лучше бы не торчали в углу, не томили душу.
— Мука есть, дрожжи тоже. Работай! — как всегда, припечатал Борисов, пристукнув ладонью по столу.
«Я тебе наработаю!» — весело подумал Виктор, вспомнив анекдот про бича, который пришел наниматься на судно. «Я тебе наработаю!»
Но анекдот анекдотом, а надо было что-то делать, подступаться к дрожжам, идти врукопашную на злополучные кули с мукой. Надо. Утром к чертовой матери полетит весь его нестойкий, дышащий на ладан, поварской авторитет!
Он зашел в каюту к Мещерякову, тот сразу замотал головой, спроси, мол, что полегче! Дед тоже отрицательно потер лысину, с другим народом из обслуги станции и говорить излишне. К морячкам не пошел — стыдно. Оставался Ваня Пятница — эта палочка — выручалочка.
— Это тебе не стишки складывать, — насупился Ваня.
— Во! И ты туда же! Я о деле спрашиваю.
— Тебе знакомы такие термины, как опара, закваска, квашня?
— Ваня — я!.. — вздохнул Виктор. — Знакомство с квашней было в детстве, и то чисто созерцательное.
— Белоручкой рос… Мало, знать, пороли!
— Мало, Ваня, ты прав. Но я великолепно чую и сейчас ветхим своим обонянием, как пахнет возле теплой печки вечерняя квашонка.
— Вот видишь, возле тепла. Стало быть, в переводе на мягкую пахоту… Кумекай. Нужда заставит…
— Заставит, — невесело усмехнулся кок. — Век живи… Пойду я. Рискну, как говорится.
И он бодрей ушагал на свой камбуз. Иван посмотрел ему вслед, подумал еще, что неплохо бы заглянуть к коку, еще приободрить человека советом, но — вахта, надолго не отойдешь от приборов главного щита, от телефона. Из коридора донесся голос Сапунова, дробь каблуков на трапе, веселенький свист. И Пятница успокоился: воспрянул!
Читать дальше