Сделавшийся руководителем тюменского СП Сергей Борисович Шумский, азартно используя свалившуюся на него должность, куда-то ездил, надолго исчезал. Куда умчал, не сказавшись? – гадал я, приходя на работу в душный наш летний «офис» в Доме Советов с окончательно загубленным курильщиками фикусом в кадке-детищем уволившейся из писательской организации Зинаиды Беловой.
За полгода Сережа сумел командировать себя на литературные праздники – у Пушкина в Михайловском, на родине Тютчева и Фета, у Лермонтова в Тарханах, у Шукшина на Алтае, у Астафьева в Красноярской деревне Овсянке, где тот принимал поклонников, все больше прислоняясь к демократскому «крылу».
Что ж, приехавшему однажды в Тюмень «наловлю счастья и чинов» Шумскому, много лет бывшему на побегушках, выпал фарт! И он успевал им пользоваться в непредсказуемо полной мере. «Да уж!» – произнес бы Киса Воробьянинов из «12-ти стульев».
Воцарению Шумского на ответственном посту способствовала его номинальная верность с младых ногтей марксизму и ленинизму. (Куда закатал Энгельса?!) Два наших партийца – Лагунов и Шерман – на этом посту уже побывали. Других литпартийцев в областном центре не значилось. Да и прибывших на отчетно-выборное собрание северян, (как живописал мне тоболяк Юра Надточий) Сережа два дня перед форумом хорошо умащал кармацкого разлива настойками, в том же флаконе – игрой на баяне, особливо мотивом – «Не жалею, не зову, не плачу». Так что «черёмуховка» и Есенин способствовали тому, чтоб Сережа – при идейном своем совершенстве (в ВКП(б) он был принят семнадцатилетним, когда я учился еще в первом классе) – получил на два голоса больше, нежели другой кандидат в начальники.
Забавная подробность. Едва объявили результаты голосования, Сережа тотчас помчал в писательский офис (на пятом этаже Дома Советов), тотчас уселся на руководящее место. Новая секретарь-машинистка Таня Глебова, собравшись поздравить с избранием свежего руководителя, открыла дверь второй нашей комнаты и… расхохоталась. Шумский могутно сидел в наследственном кресле: крутая спина типа орудийной башни головного крейсера, но скромной длины ноги в обувке то ж несерьезного размера – не достигали пола…
Невольно вырвавшийся смех дорого обошелся Тане. Вскоре она лишилась места, на которое её устраивал Шерман. Умный предшественник Шумского нашел и умную помощницу. Таня окончила театральное училище, работала актрисой в театре, знала литературу, в отсутствии писателей могла принять посетителей, дать толковую консультацию. В отличие от строгой предшественницы «рукодельницы» Зинаиды Алексеевны Беловой, Таня курила, не отказывалась от рюмки, была компанейской девушкой. Впоследствии, попав в дурную компанию, была убита. Негодяи, уходя, подожгли однокомнатную квартирку Тани.
Негодяев – не нашли.
А как исчез с поста бухгалтера паренек Коля, который дивил нас несвойственными времени манерами и характером, вряд ли кто теперь расскажет. Коля соседствовал столом с Таней и писал ей любовные записки, стесняясь признаться в своих чувствах вслух. Еще Коля был исключительно пунктуален и аккуратен как бухгалтер, можно огласить забавные моменты его деятельности. Одна из них. Приехал как-то в Тюмень главный редактор журнала «Урал» Валентин Лукьянин. Зашел в Союз, чтоб поставить печать на командировочном удостоверении. «Не могу! – сказал Коля. – Почему? – подивился редактор. – Я писатель из Свердловска! – Вас нет в списках! – твердо ответил Коля. – Причем тут списки, я приехал сам по себе! – Все равно не могу без Шермана Евгения Григорьевича. – А где Евгений Григорьевич? – Евгений Григорьевич в отъезде, будет через неделю…»
С Сережей Шумским отношения мои складывались в 70-х – больше из дачного соседства в железнодорожном поселке Кар- мак. Сергей, как временный «соломенный вдовец», за 130 советских рублей купил там избу, где в избяном темном углу жил наследственный – от прежней хозяйки – белый мизгирь (паук). Ни на паука, ни на его паутинную сеть, ловившую мух и комаров, Сережа долгое время не покушался, хвастаясь «толковым» сожителем перед заезжими гостями.
Еще во внутренних покоях избушки Шумского голубел рукомойник со звонким соском, как у всякого почтенного, старой закалки, человека, томился чугунок горошницы на плите, пахло кулагой, квасом, суточными щами. Сережа любил и чаи. Пил их без сахара, зная секрет заварки, то есть – после второго «бурления» воды в чайнике.
Читать дальше