Михаил Тарковский - Тойота-Креста

В Покосном перекусили, несмотря на отнекивания Виктора, который тут же набросился на борщ и пельмени, добрав под них владивостоцкую. Двинулись дальше, Витя заклевал носом, и Женя переселил его на заднее сиденье, где он моментально заснул.

От Тулуна неслись по лесу по широкой жёлтой дороге из смеси песка, глины и льда. В Нижнеудинск приехали рано. Расслабленно стали на постой в большом деревенском дому Серёги. Вечером смотрели кино. Сначала хозяин поставил фильм, снятый его знакомым, томским промысловиком.

Там был смешной эпизод розыгрыша охотника. Автор надел специально изготовленные чоботы из медвежьих лап с подушками и когтями и, встав на четвереньки, пересёк лыжню, по которой вот-вот собирался идти другой охотник. Здесь же спрятался оператор с камерой. И вот появляется долговязый мужик с двумя мерзлыми соболями в руках (ружья почему-то у него не было – видимо, решил просто по-быстрому пробежаться по путику). Увидав следы, он озабоченно замедляет ход, всматривается, водит головой и вдруг резко разворачивается и, пытаясь убежать, путается в тальниках скрестившимися лыжами, падает, роняет шапку и соболей. В это время автор фильма рычит из засады, и охотник, выпростав ноги из лыж, позорно удирает. Автор выходит, подбирает соболей и говорит в камеру:

– Вот как, ребята, промышлять надо!

Потом смотрели Витины ангарские съёмки. По большей части это были записи разных людей, в основном пожилых. Одна бабушка рассказывала, покачиваясь на лавке, на фоне ковра и жёлтых фотографий:

– Приехали… Заходят… «Кто такая? Ты в списке есть? Так… Усольская?» – «Ково Усольская… – Усольцева!» – возмущённо передразнила бабушка. – «О-о-о… Не признала свинья своего поросенка!» Переселять он меня приехал! Я грю, ты меня селил сюда? Так я и поехала… Как переселять?! Как переселять-то удумал меня, со стайкой, что ли, да с огородами? С картошной ямой? Ой-ой-ой… А оне, веришь ли, Ветя, оне как тут по кладбишшу зачали ровнять этим… бульдозером, – черепа, сына, каталися поверху катком… катком каталися…– она махнула рукой и заплакала…

– Я, ты, грю, уродова рожа, знашь, как мы жили? В ямщину как ходили… Тут конна дорога была в Эвенкию… В войну на Ванавару обозы муку да зерно с Кежмы возили. Тут станки через пятьдесят кило метров были… Мороз не мороз, а дорога она есть дорога, – то нéкать, то рóпухи… а морозы такие ране стояли… Калач токо из-за пазухи вынешь, идёшь грызёшь. А ты тут мне… «Усольская»… Я грю, люди страх совсем потряли… Если б старики посмотрели, упали бы замертво.

Татьяна, хозяйка, вытерла рукавом глаза. Она готовила стол и всё смотрела на экран. Её оставшийся от родителей дом сгорел в их отсутствие. Подожгли соседний, но был ветер, и пожар перекинулся. Погибли все вещи, лодка, мотор, снегоход, «уазик».

Когда сжигают под затопление, прибирают вокруг, чтоб потом не плавало. Виктор снял такой дом. Прекрасный сосновый пятистенок стоял, обставленный палками, досками, рулонами бересты, черешками от лопат, бастриками. Так у путнего хозяина вдоль стены сарая выстроены лопаты, лома, грабли, пешни вверх остриём, чтоб не гнили, не тупились о землю.

Так и стоял дом с обречённо строгим видом, будто готовый в дальний путь, смиренно ожидая участи и докладывая: к сожжению готов. И глаза смотрели тихо своими вековыми переплётами, с заботливо согнанными рамами, с подоконниками, у которых специально сделаны желобки для талой воды со стёкол. С сенями, ещё недавно заставленными таким живым, нужным, насущным – кадушками, пестерями, туесами, канистрами. И сама на листвяжном окладе изба, белёная, штукатуреная, со стенами из сосны, которые в лесу поди свали, отсучкуй да раскряжуй безо всяких бензопил. Да привези на коне по снегу, да шкури, да руби. Пази, углы заделывай, да ворочай, одно – хоть семьи большие были в прежные времена. И на аховые работы, вроде подъёма самого тяжёлого, подмогу звали. А так – брёвна приготовь на балки, на матицы да на стропила, да стропила подыми, да на обрешётку напили продольной пилой, да на полы, да на потолки, да тёс на крышу или дранку сосновую, да по тёсу ещё канавки прогони водосточные… Да печку глинобитную набей, да глиной стены обмажь, да извёстку выжги на костре плавничном на берегу – это сколь камня натаскать надо! А косяки, а рамы, а двери, а наличники… и пока строишь, сколько ещё каждодневного надо успеть.

И так вот закончит неподъёмную стройку хозяин, приляжет на койку и, глядя на белёную матицу с крылами потолочных досок, смотрит и не верит, что всё это его руками сработано, только спина сорванная подскажет да напомнит локоть с застуженным суставом…