Кейт Аткинсон - Боги среди людей

— Виола Тодд, правильно я помню? — спросила однажды Дороти, зловеще возникнув у нее на пути, как мисс Джессел из «Поворота винта». {28} 28 …мисс Джессел из «Поворота винта» — гувернантка-призрак из повести Генри Джеймса «Поворот винта» (1898), составившей литературную основу одноименной оперы Бенджамина Бриттена.

Берти спала в своей коляске фирмы «Макларен», не годившейся для такого рыхлого грунта: колеса вечно отваливались. Санни был оставлен с Домиником, то есть полностью заброшен.

Берти заворочалась во сне и подняла ручонку, словно защищаясь от непрошеного явления Дороти. Виола, которая в это время бродила вдоль изгороди, грезя о горячих тостах с маслом и о капитане Уэнтворте из джейн-остиновских «Доводов рассудка», перепугалась до смерти.

— Да, я Виола Тодд, — осторожно подтвердила она. (Больше года живя с нею под одной крышей, Дороти по сей день не знала ее по имени?) — Виновна по всем статьям.

— Имя твоей матери — Нэнси? Нэнси Шоукросс?

— В некотором смысле, — еще осторожнее сказала Виола.

Ей не понравилось, что кто-то мусолит имя ее матери. Мать была для нее неприкосновенной.

— Так да или нет? — переспросила Дороти.

— Да, — сдалась Виола.

— Значит, она — из сестер Шоукросс, точно?

— Да. — Виолу даже подкупило, что о ее матери говорят как о живой.

— Я так и знала! — драматически воскликнула Дороти. — Мы дружили с ее сестрой Милли. Вместе играли в студенческом театре. Но с тех пор не виделись. Как поживает твоя тетушка?

— Она умерла, — с готовностью сообщила Виола, обрадовавшись, что о Милли можно говорить в прошедшем времени.

Лицо Дороти исказилось гримасой страдания. Ладонь легла на лоб.

— Ушла!

— Я ее почти не знала, — сухо продолжила Виола. — Кажется, она постоянно жила за границей.

— Хм… — фыркнула Дороти, словно обидевшись на эти известия, и нахмурилась. — Кстати, а что ты тут делаешь?

— Ищу яйца, — с легкостью солгала Виола.

Здесь всегда приходилось делать вид, что ты занимаешься чем-то полезным. На это уходило столько сил!

— Где у этого ребенка головной убор? — (Она всегда говорила только так: «этот ребенок» или «эти дети»).

— Головной убор? — переспросила Виола, удивившись такому старинному выражению: будто ей подмигнул сам капитан Уэнтворт. — Сейчас принесу. И пойду дальше собирать яйца.

Когда Виола забеременела вторично, Дороти ратовала за «естественные роды» в Адамовом Акре. Для Виолы не было ничего хуже такой перспективы. Санни родился в Лондоне, в большой, многолюдной университетской клинике, где Виола кайфовала под петидином. По ночам новорожденных забирали в детскую палату, а матерям давали снотворное. Это было счастье. Рожениц там держали целую неделю, вкусно кормили, приносили молочные продукты и, кроме пеленания, ничего от них не требовали, хоть вообще не вставай с постели. Кто бы отказался от этой благодати в угоду мучительному ритуалу, придуманному Дороти (к слову сказать, бездетной)? Виоле невольно вспоминался «Ребенок Розмари». {29} 29 Кто бы отказался от этой благодати в угоду мучительному ритуалу, придуманному Дороти (к слову сказать, бездетной)? Виоле невольно вспоминался «Ребенок Розмари». — «Ребенок Розмари» (1968) — психологический триллер Романа Полански по одноименному роману Айры Левина, в котором будущая мать подозревает своих соседей в том, что они участники сатанинского культа, строящие планы на ее ребенка, и действуют заодно с ее мужем. Она чувствовала себя почти пленницей: телефона на ферме не было, а самостоятельно добраться до клиники она бы не смогла, разве что кто-нибудь подвез бы ее на пикапе. Теперь она раскаивалась, что в свое время не проявила должной старательности, когда еще жила дома и отец учил ее вождению. Она попросту не желала находиться с ним в одной машине, пока он учил ее тому, что умел сам, тогда как она не умела ничего. Отец был до противного терпеливым инструктором. Виола вдруг припомнила кое-что еще: как отец целый год каждую субботу с утра пораньше занимался с ней математикой, чтобы она не провалила экзамен. Весь год отцу служил один и тот же сточенный мягкий карандаш, а Виола что ни день теряла либо карандаш, либо ручку. Ее тошнило от одной мысли об алгебре и уравнениях, но отец оставлял ее в покое лишь тогда, когда у нее хоть что-то укладывалось в голове (ненадолго). Разумеется, сейчас алгебра уже забылась — так ради чего были те мучения? Она с грехом пополам окончила школу, получила низкие баллы по всем предметам, кроме английского, и поступила только в заштатный университет, который тоже окончила, хоть и по самой дрянной специальности. А толку-то: где она теперь? Где-где… Здесь. Ни денег, ни работы, двое детей, у сожителя ветер в голове. Лучше бы она бросила школу в пятнадцать лет и выучилась на парикмахера.