Об этом своем юбилейном торте она никому не сказала и смаковала его в одиночестве. Несколько недель; под конец он уже совсем зачерствел. Бедная Виола!
Она сковырнула с торта Санни все пастилки оранжевого цвета. Их — не только эти оранжевые кругляши, но и вообще все лакомства — выпускала фабрика на другом конце города. Виола ездила на фабрику «Раунтри» еще с классом: она запомнила похожие на бетономешалки емкости из сияющей меди, куда загружали разные красители. В конце экскурсии каждый получил по коробке конфет. Виолины конфеты так никто и не попробовал, потому что, придя домой, она запустила ими в отца. Теперь ей уже было не вспомнить, почему она так поступила. Может, потому, что он не смог заменить ей маму?
Она принесла на кухню тарелки из-под торта и составила в раковину. Из окна, выходящего в сад, ей было видно, как дед показывает Санни и Берти бледно-желтые нарциссы. (С восторгом вбежав в дом, Санни воскликнул: «Их там миллион!») Виола наблюдала, как сын с дочерью, стоя на коленках, разглядывают цветы и детские лица озаряются золотистым отсветом. Ребятишки смеялись и весело болтали с ее отцом. Ей стало очень грустно. Подумалось, что вся жизнь прошла у нее по ту сторону счастья.
— Кушать! — вопил Санни.
Не отводя глаз от моря, как смотритель на маяке, — не терпит ли бедствие какой-нибудь корабль? — Виола запустила руку в рюкзак, висевший у нее за плечом, пошарила в его недрах и извлекла на свет бумажный пакет с сэндвичами, которые остались еще с прошлого раза: застарелые ржаные хлебцы домашней выпечки, с размякшими огурцами и соусом «Тартекс». Увидев эту неаппетитную снедь, Санни рассвирепел.
— Не хочу! — закричал он и швырнул сэндвичем в маму.
Метатель из него был никудышный, и сэндвич достался случайно пробегавшему мимо лабрадору: приятно удивленный такой удачей, пес поймал неожиданное угощение на лету и жадно слопал.
— Прости, — сказала Виола, хотя по голосу было ясно, что извиняться по-настоящему она не собирается.
— Вкусненького хочу, — канючил Санни. — Ты никогда нам вкусненького не покупаешь.
— Кто волшебных слов не знает — ничего не получает, — сказала Виола.
(Врешь ты все, лабрадор не знает, а получил, подумал Санни.) Строгая Нянька, видно, увязалась за ними на пляж. Она предложила такой же сэндвич Берти, которая копала ямки в песке. Берти сказала: «Спасибо, мамочка», потому что всегда подлаживалась под мать. «На здоровье», — ответила Виола. Санни нахмурился от этого фальшивого спектакля, разыгранного, как он понимал, только чтобы его пристыдить. Это как в игре «Ты да я — счастливая семья» (иронию этого названия Санни еще не понимал): кто не говорит по любому поводу «спасибо» и «пожалуйста», тот теряет фишку с мышонком или с малиновкой. А если человек просто забыл ?
— Ненавижу тебя, — прошипел он Виоле.
Почему от нее никогда не дождешься хорошего ? «Хорошее» было для Санни идеалом. С годами его словарь утопических терминов обещал расшириться, но сейчас сгодилось и «хорошее».
— Ненавижу тебя, — повторил он, разговаривая скорее с самим собой, нежели с матерью.
— Ля-ля-ля, — пропела Виола. — Ни-че-го не слы-шу.
Набрав побольше воздуха, он заорал что есть мочи:
— Я тебя ненавижу!
На них стали оборачиваться.
— По-моему, кто-то из купальщиков этого не расслышал, вон там, подальше. — Виола напустила на себя полное безразличие, отчего Санни захотелось ее изничтожить.
Против такого подлого оружия, как клинок материнского сарказма, у Санни защиты не было. В его порывистом сердце закипала буря. А вдруг он сейчас взорвется? Будет знать тогда маменька.
«Да уступи ты ей, Санни, — думала Берти. — Тебе же все равно ее не одолеть. Нипочем».
Сестра безмятежно копала ямки, держа в одной руке совок, а в другой — сэндвич, который не собиралась даже надкусывать. Через некоторое время она передвинулась на ягодицах чуть дальше и стала копать новую лунку, словно по задуманному плану, хотя задумала она только одно: выкопать как можно больше лунок до наступления сумерек.
При крещении — нет, не при крещении, а при «наречении» (этот обряд, придуманный Дороти, проходил в ночном лесу, за домом, в присутствии всей общины) Берти получила имя Луна. Виола передала мирно спящую новорожденную дочь с рук на руки Дороти, которая воздела ее к Луне, как будто готовясь к жертвоприношению, и на миг у Виолы мелькнула мысль: а не принесут ли сейчас в жертву ее малышку? Берти выпала «честь» — так говорила Дороти — стать первым ребенком, появившимся на свет в коммуне. «Даруем тебе наше будущее», — обратилась она к Луне, ничуть не растроганной таким даром. Потом стал накрапывать дождь, Берти проснулась и расплакалась.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу