Кейт Аткинсон - Боги среди людей

— О чем задумалась?

Теперь Тедди слишком часто задавал этот вопрос, когда она погружалась в философские (по сути, бессмысленные) размышления. Хорошо живется бессловесным животным, как Бобби, встречающим каждое новое утро в блаженном неведении.

— Так, глупости, ерунда, — ответила она, делая над собой усилие, чтобы улыбнуться мужу. — Ничего интересного.

Нельзя сказать, что Нэнси не хотела поделиться с Тедди своими мыслями или побыть с ним вдвоем (и с Виолой, конечно), — просто она готовилась уйти в темноту одна — в такое место (даже не место, а в никуда), где все потеряет смысл: какао, библиотечные книги, Шопен, Любовь. Составь она список, он бы оказался бесконечным. Нэнси решила не писать. Все, хватит списков. Отгоняя мрачные мысли, она играла Шопена.

— «Революционный этюд»? — спросил Тедди, нарушив сосредоточенность Нэнси, из-за чего она взяла не ту ноту, прозвучавшую для нее особенно резко и неприятно. — Моя мама часто его играла, — добавил он.

Сильви была потрясающей пианисткой. Иногда Нэнси тихонько проникала в соседский дом, чтобы послушать, как та музицирует.

— Когда Сильви не в духе, не обязательно заходить в Лисью Поляну, чтобы это понять, — говорил отец Нэнси. — Ее слышно из дальнего конца переулка.

Эти слова он произносил с нежностью. («А вот и миссис Тодд!») Майор Шоукросс относился к Сильви с большим уважением («удивительное создание»).

В то время Нэнси и в голову не приходило, что Сильви, скорее всего, тоже хотела побыть в одиночестве, без маленькой тихой слушательницы в углу гостиной. Целиком погружаясь в музыку, она, казалось, вообще не замечала девочку, пока не заканчивала играть. А Нэнси не могла удержаться от аплодисментов. («Браво, миссис Тодд!»)

— А, это ты, Нэнси, — сухо отзывалась Сильви.

— Нет, не «Революционный», это «Героический», — поправила Нэнси; ее руки тревожно бегали по клавишам.

Крылатая мгновений колесница, подумала она. {124} 124 Крылатая мгновений колесница… — Из стихотворения Эндрю Марвелла «К стыдливой возлюбленной» (перев. Гр. Кружкова): Но за моей спиной, я слышу, мчится Крылатая мгновений колесница; А перед нами — мрак небытия, Пустынные, печальные края. Нэнси слышала, как хлопают крылья, тяжело, с шелестом, будто мимо пролетает тучный гусь. Она чувствовала, что силы ее на исходе, и не могла ничего поделать.

— Вот твоя мама, она действительно играла великолепно, — добавила Нэнси, — а я всего лишь дилетантка. К тому же этюд очень трудный.

— На мой взгляд, ты играла прекрасно, — ответил Тедди; он лгал, и Нэнси это знала. — Когда я вошел, мне сразу вспомнился Вермеер.

— Вермеер? Почему?

— Есть такая картина в Национальной галерее. «Девушка у клавесина» — что-то вроде этого.

— «Молодая женщина, сидящая за клавесином», — уточнила Нэнси.

— Да, память у тебя, как всегда, безупречна.

— Так почему Вермеер? — повторила она.

— Потому что ты точно так же обернулась на стук шагов. Такое же загадочное лицо.

— Мне всегда казалось, что девушка на той картине смахивает на лягушку, — сказала Нэнси, а сама подумала, что девушка выглядит загадочной из-за приближения смерти.

— Разве та девушка у клавесина изображена не стоя? — спохватился Тедди. — Или я что-то путаю?

— На самом деле их две, и обе в Национальной.

— А девушка та же? — спросил Тедди. — И тот же самый клавесин?

Ну же, любимый мой, уходи, думала Нэнси. Перестань плести кружева разговоров, чтобы потом оглядываться в прошлое, прекрати ткать воспоминания. Оставь меня наедине с Шопеном. Она вздохнула, закрывая крышку рояля, и с напускной веселостью предложила:

— Может, чаю?

— Я все приготовлю, — тут же согласился Тедди. — Кекс будешь? У нас остался кекс?

— Да, по-моему, остался.

— Я хочу, чтобы ты кое-что мне пообещал.

— Все, что хочешь, — ответил Тедди.

Роковое обещание, подумала Нэнси. Они сидели за столом. Тедди просматривал ежемесячные счета, а Нэнси пришивала именные метки на форму Виолы. Летние каникулы почти закончились, на подходе был новый учебный год. Ритм жизни Нэнси всегда определялся школьным распорядком, и теперь с трудом верилось, что настанет очередной год, окончания которого она не увидит.

«Виола Б. Тодд» — значилось на метке, как положено, красным курсивом. «Б» означало «Бересфорд» — второе имя Тедди, девичью фамилию Сильви. Отец ее был художником (очень известным в свое время, повторяла Сильви), хотя в семье не было ни одной его работы. Нэнси пришла в восторг, когда, бродя вместе с Виолой по художественной галерее Йорка, обнаружила портрет какого-то давно забытого высокопоставленного чиновника, написанный в конце прошлого века отцом Сильви. Надпись на крошечной латунной табличке внизу гласила: «Льюэллин А. Бересфорд, 1845–1903». А в углу картины виднелась призрачная монограмма из букв Л, A и Б.