Василь Ткачев - Дом коммуны

А потом показали Горбачева в Форосе, где тот отдыхал с семьей. Вроде бы под арестом. К нему летят переговорщики, возвращаются...

Вопрос о смене власти пока висит в воздухе, и неизвестно, что будет завтра, послезавтра... Да и сегодня, надо ли говорить: вон сколько их людей собрали разные ловкие деятели на митинг, выступают против тех гэкачепистов. А если вдруг они все же возьмут верх? Что тогда с ними, с этими бесноватыми агитаторами, будет?

Из Верховного Совета только что поступил приказ: поддержать ГКЧП, Горбачев — вчерашний день, сам виноват, что выпустил из рук вожжи.

Заболотнев вспомнил Александра Граховского, бывшего первого секретаря обкома партии, он совсем недавно умер. Тот оказался дальновидным: «Он заведет нас в тупик, Горбачев!.. Он все развалит. Вот увидите!» Так, по существу, и получается. Граховский как в воду глядел, а когда поблизости никого не было из чужих, и поматерит генсека, остро и откровенно. Доставалось. Однако слышал ли он, Михаил Сергеевич? Если бы! А руководителя партийной организации области не стало: сердце. Может, и Чернобыль? Может, и Горбачев? Может, они оба положили человека в гроб. Не вернешь. Но если бы сегодня Граховский глянул, что делается вокруг, не очнулся бы — это точно.

А потоки людей все накатывали и накатывали на площадь. Когда-то здесь, где стоит светло-бежевая «Волга» председателя облсовета, было все чуточку иначе, Заболотнев об этом знал. Площадь, которая сегодня носит имя Ленина, стала такой площадью только в конце пятидесятых годов — раньше она называлась и Базарной, и Соборной (в результате строительства неподалеку на высоком речном берегу Петропавловского собора в 1824 году), и Советской... Тогда же, в конце пятидесятых годов, был поставлен и памятник Ленину. Вон он, перед глазами, высокий и величавый. Хоть бы бровью повел. Лишь смотрит на драматический театр, мол, не тревожьте меня, дайте самолюбие усладить, а его бы должен волновать сегодня совсем другой театр, тот, что под открытым небом. И в коем он когда-то изобретал свою систему Станиславского — его система, правда, решительно отличалась, она требовала практических жестов и движений, а не тихих иллюзорных бравад при создании мизансцен.

Хорошо ему, памятнику.

Направляясь сюда, на площадь, Заболотнев только что миновал Мохов переезд, его знает любой горожанин. Ну, Мохов и Мохов. А кто он такой, тот человек? Чем отличился? По какой причине чтят? Наблюдая за демонстрантами, Заболотнев почему-то подумал о том простом городском кузнеце, домик которого стоял у железнодорожного переезда до середины прошлого века — потом стал неудобен, его снесли. Как-то Заболотнев опросил многих жителей, от школьного возраста и старше, и ужаснулся: мы же не знаем историю, не знаем тех людей, именами которых названы наши улицы! Они ведь заложили для нас вот этот же фундамент, на котором стоим!.. А для чего же тогда берем в руки плакаты-транспаранты, чего добиваемся? Странно было бы прочесть над головами тех азартных горожан: «Помните и уважайте графа Румянцева, этот город — его!», «Слава создателю парка графу Паскевичу!», «Не забывайте героев войны Катунина и Ефремова!», «Построим новый стадион и создадим классную футбольную команду!», «Наладим пошив костюмов на «Коминтерне», чтобы в них щеголяли руководители страны!»

Однако же людей волновало совсем не это. Тогда что же?

На площади тем временем выступал народный депутат Тамбовцев, он, если верить его словам, сам был в шеренгах защитников Белого дома и только что вернулся из Москвы. Голос его звучал убедительно и громко:

— В стране произошел военно-коммунистический переворот, поддержки которому не будет! Все это напоминает август 1968 года, когда мой отец на броне танка ехал в Прагу. Чем это закончилось для чехов и словаков — мы знаем: еще двадцатью годами угнетения и ожидания. И не была ли уготовлена нам такая судьба? Партия никогда не сдаст без боя кнут и вожжи!.. Друзья, помните: срезана только верхушка хунты, густая сеть корней продолжает жить, множиться и исполнять свою роль шлагбаума на пути прогресса и демократических реформ!

Григорий Заболотнев, стараясь проявлять, как и раньше, спокойствие и уравновешенность, шепнул водителю ехать в облисполком. А сам хмурил лоб: «Никому не нужные страсти, и не более того. Легко им, этим говорунам. И я бы мог выйти, погорланить, но мне — нельзя, хоть и сам понимаю, что делаю не все так, как подсказывает сердце. Или — интуиция, она, кстати, есть у каждого человека, но тот просто не всегда ею пользуется. Да, да, правильно: делаю то, что приказывают сверху. А куда денешься? Куда?.. Выше головы, как говорят, не прыгнешь. У толпы больше прав и никаких обязанностей. Им можно позавидовать. Только вот надолго ли?»