Василь Ткачев - Под городом Горьким

–Давайте, бабоньки, вспомним молодость,– говорит Матруна, оки дывает подруг задорным взглядом.

–Родины дак родины! – вскинул брови Макар и начал выбираться из-за стола, но его попридержал Смык.

–Погоди-ка, дед,–дернул за подол рубашки.–Не торопись. Пускай бабы разгон возьмут, тогда и мы заявимся. Дай, думаю, загляну...

–Чего ты хотел?

–Пускай бабы разгон возьмут...

Женщины, и правда, вскоре пустились в пляс в соседней комнате, не умолкала там гармонь, и только тогда Смык подлез к старику, обхватил его за голову руками, как щипцами, притулил к себе. Макар не упирался: чего только не придумает этот Смык, Бог с ним.

–Ну, слухаю, слухаю...

–Дед, что слухать... У меня нутро разболелось, как узнал, что Дуня, ето самое, родила... Будто что-то оборвалось там,– ткнул себя в грудь.– А я тебе секрет открою... Хочешь? Нет, ты хочешь?

– Ну. Открывай.

–Что «ну»! Э-э, ничего ты не понимаешь. Я ж ее любил, ага, любил. Вот,– и на глазах у Смыка старик увидел слезы.– То-то... Один раз даже из клуба провожал... Летом... Еще и целоваться полез, так она мне по гла зу – хрясь! С размаху. А за что? За что, дед? Матка спрашивает: кто ето тебе, сынок, печать под глазом поставил? Дуня, отвечаю. Какая Дуня? – спрашивает. Когда сказал, что Хустина, она едва оземь не грохнулась: тебе что, девок мало? И в слезы. Вот. Э-э, много чего ты, дед, не знаешь. А она, Дуня, и на тебе... Мальца. А моя ж Нина одних девок гонит, одну за другой. Когда уже тот сын появится – и сам не знаю. Все обещает: будет, будет сын. А где он, я у тебя спрашиваю, дед?

–Ваше дело. Откуда ж мне знать? Будет, раз говорит Нинка,– пожи мал плечами старик, не совсем понимая, чего от него добивается Смык.

–Пора прикрывать... Пора... А что, я так скоро без штанов останусь, в одних трусах буду на народ показываться. Э-э, дед!..

–Сколько ж ето их у тебя?

–Пять...

–Нехай здоровые растут. Пригожие девки у тебя, Смык. Разгребут хлопцы.

–А про хвамилию подумал, дед? Про род наш? Разве они продолжат? Дудки. А Дуня – на тебе... Мальца... Ы-ы... Вот. Я б с ней, с Дуней, мил лионером сделался. Так нет же, по морде – хрясь! Ага. Вот так.– Смык отвел в сторону руку, долго прицеливался, а затем хлестнул себя по лицу.– А матка: кто тебя так, сынок? И в слезы... Утоплюсь, говорит, ежели с Хусти ной важдаться будешь... А ты мне, старый, сказки рассказываешь... Я ж лю бил ее... И теперь – ух! – душа болит, в кулак сжимается,– Смык пока зал Макару кулак, с короткого взмаха приложился к краю стола, аж посу да подскочила.

–Тише, тише... Пойдем-ка лучше к бабам, тоже спляшем. А?

Смык вперил взгляд в дверь, которая вела в другую комнату, однако идти туда не решался, не отпускал от себя и старика – придерживал того за рубашку.

–Э-ге... А ты подумал, подумал, дед, откуда у Дуни хлопец?

–Ее дело, только ее.–Макар, наверное, и сам только теперь вспом нил, что где-то ж и правда ходит по земле тот человек, что-то ж делает он в эти минуты, когда правят родины без него добрые люди. А может, он вовсе не знает, что родила Дуня от него сына, что осчастливил он эту жен щину. Может, и не знает...

–Не дури, дед. Дело не только ее, но и мое...

–Не лезь, куда тебя не просят.

–Не лезть? – Смык завис над столом, что-то бормоча себе под нос, затем обернулся к Макару: – Нет, я полезу. Я полезу! Батька должен быть тут! – ткнул он пальцем в тарелку с винегретом.– Я привезу его. Хочешь?

–Не делай глупостей. Не делай, – насторожился Макар.

–Привезу, дед! Прямо сейчас. Где там конь? На дворе?

Теперь уже Макар держал Смыка, вцепившись в его пиджачок, но тот не обращал внимания на Макаровы просьбы-уговоры, лез к двери напролом, словно кто его укусил, орал:

–Его место тут! Я знаю, кто ето! Пусти-и! – и выскользнул из Ма каровых объятий, устремился на подворье.

Старик не отставал:

–Коня не трожь! Замордуешь коня. Не дам!

–На черта сдался мне твой Базыль! Найду коня, дед...

И он, миновав дворище, исчез за углом пуньки, которая упиралась обшарпанным боком в улицу.

–Черт, а не Смык! – плюнул Макар и повернул в хату, из окон кото рой вырывалась музыка, доносился топот.

Старик не удержался, покачал головой и тоже пустился в пляс. Усердно сыпал дробь ногами, но не забывал и за Дуней насматривать. Она сидела на диване с маленьким. «Счастливая,– подумал Макар.– И расцвела, видели вы ее, как вишня. Вся аж светится. Сияет. Да и лицом, не иначе, сделалась пригожее? Конечно, попригожела. Не такая и худая... А то все с жердью сравнивали, сукины дети. Нехай теперь мне кто скажет! Голову откручу»,– храбрился сам перед собой старик.