Василь Ткачев - Под городом Горьким

– Хлев есть. Хороший хлев. Блочный. Но зачем он нам? Хватит пенсионерам за соски дергать. Надергались. Поберегите пальцы.

Настя, словно не услышав его слов, тихо произнесла:

– А Звездочку куда поставишь? Под звезды?

– Мать твою, а! – не сдержался все же Егорка, притопнул ногой. –Там же можно купить любую заразу. И кефир, и молоко. На какого черта нам государство пенсии дало? Купим, купим, Настя, все, что надо.

Дом в Слободе Егорка, конечно же, не продал: кому он в глуши нужен, когда их вон сколько, людьми и Богом забытых, рядом стоит? Заходи в любой, хороший человек, и живи. Макар или Свирид, которые невдалеке на кладбище почивают, против не будут. Не выгонят и дети, ведь кто знает, где они, те сыновья и дочери, в каких краях? А, может, те еще и рады будут: пускай хоть так, бесплатно, чужие люди живут, и то хорошо. А начнешь требовать деньги – только спугнешь людей с места. А их уже однажды погнали... Оттуда, где белое солнце оказалось для славян черным. Натерпелись. Хватило. Да и окна в доме должны светиться. На то и дом.

Загрузив вещи в кузов «газончика», Егорка, как ни сдерживался, все же пустил слезу. Жена использовала этот момент, упрекнула:

– Сам же захотел, так не плачь теперь, бобер!..

– Ага, сам,– покорно кивнул головой Егорка, а потом взял подготовленные заранее доски, забил ими крест-накрест окна.–Не обижайся, дом. Думаешь, мне не жалко тебя покидать, однако же и в цивилизации хочется пожить. Сколько там осталось, а?.. А жизнь одна... Вот так-то!..

– Садись уже в машину, плакса, – дернула за рукав жена. – Он с домом прощается. Видели? Да ты не с домом – ты с жизнью, чует мое сердце, прощаешься... Боже, и куда ж ты меня, дурную бабу, тянешь?– и Настя затряслась вся, словно ее пронзило электрическим током, из глаз покатились слёзы. – Ой, не могу, люди мои милые! Ёлупня послушалась своего. Нет бы спросить – зачем, зачем?..

Теперь уже ее торопил Егорка:

– Хватит, хватит, пора. Шофер матерится уже: у него, думаешь, кроме нас, других дел нет?

Вскоре в сторону Егоркиного дома толстой веревкой полыхнул дым из выхлопной трубы, и постороннему человеку могло даже показаться, что он, дом, заслонился от гари досками, что были на окнах, словно человек руками...

Жил в Слободе Егорка скромно. На свои не пил. И смешно было бы – на свои: бригадир как-никак. Да особенно и не налегал на нее, холеру. А зарабатывал копейку неплохую, поэтому Насте было что топтать в чулок. Дом в Довске купили без потуг. И хороший дом, как и говорил Егорка, около автостанции. Вот он, напротив. Сиди на скамейке, наблюдай, как подъезжают и отъезжают автобусы самых разных марок, как выходят-заходят люди. А хочешь, иди в магазин. Колбаса любая, копченая рыба, булки-шмулки. А пиво? И оно, сердечное, имеется!.. Вина нальют, не запрещено. Водочки тоже. Красота! Егорка не раз воспоминал соседа по Слободе Петра, жалел его: « Не живет, а чихает. Глянул бы на меня!» Егорка предлагал Петру также податься вслед за ним, но тот лишь улыбнулся и показал печальным взглядом на кладбище:

– Туда мне уже пора переезжать.

Напрасно, напрасно, сосед. А я поеду, едрена вошь! Там, глядишь, и больше протяну. А ты загибайся тут, на болоте, непослушный!..

Почти ежедневно теперь Егорка налегал на пиво – наверстывал упущенное, как он сам считал. Частенько, подвыпив, швырял деньги на прилавок:

– Еще три бокала, Степановна. Угощу, так и быть, вон тех мужиков. Я, сколько и живу, люблю гостей встречать. А они, вижу, гости. Приезжие. Деревня. Пусть отведают цивилизации, пусть вдохнут ее, мать их так!..

Мужчины пили, что им. Халява всегда сладка. Случалось, что и Егорку угощали. В ответ. Тогда он вспоминал Слободу, Петра, закусывал губу: жалко становилось и деревушки, и соседа, не мог сдержать слёз.

А Петро как-то приехал. Нежданно-негаданно. Утречком. Егорка спал. Постучал в калитку. Настя увидела соседа в окно, стала будить мужа:

– Вставай, ирод. Петро приехал. Слышишь? Поднимайся, говорю!..

Кое-как Егорка дотопал до калитки. Когда протянул Петру руку, та заметно тряслась, как ни старался ее унять. Лицо было похоже на печеное яблоко. Небрит. Поэтому Петру было от чего разинуть рот – как не до ушей. Он крякнул, сказал сухо и холодно:

– Еле узнал я тебя, земляк. То я домой поеду. В Слободу. Подальше, Егор, от твоей цивилизации...

И плюнул.

– Почему же так? – удивился Егорка.– Почему ж?.. Заходи, заходи, сосед. Настя сейчас на стол соберет, а я в магазин... в гастроном... вон они, магазины... на любой вкус... Хочешь – водочки, хочешь – винцо или пиво?.. Я пенсию вчера получил... Ты... ты чего это, Петро-о-о-о? Как не свой все равно?!.. Ты куда, Петро-о-о!?..