Василь Ткачев - Под городом Горьким

– Поднятуться-я! – попросил голосом ротного старшины историк, и когда дети кое как выполнили эту команду, подобрали ногу, то было видно, что Митрофан со своей неразлучной гармошкой заметно поотстал...

Однако он старался, как мог, топать вслед за всеми в стареньких, разношенных донельзя кирзовых сапогах.

Топот детских ног был далеко слышен. Колонна шла под звуки горна и мелкую дробь барабана.

–Уже близко, – подняла голову в сторону дороги, которая вела от школы, Ховошка. – Где это нам, девка, тут стать так, чтобы никому не мешать? Чтобы не путаться под ногами... Давай выйдем за оградку, а?

–Ага. Давай. Услышим, что будут говорить. Не глухие.

Вскоре колонна была уже около памятника, не заставил себя долго ждать и Митрофан, он стал рядом с Ховошкай и Натальей, поздоровался, а потом, как бы невзначай, одним глазом заглянул в матерчатую сумку, которую держала Наталья: там заметил горлышко бутылки, удовлетворенно крякнул и попросил тех не расходиться после всего. Хотя о том же самом его намеревались попросить и вдовы. Желания совпали, и они, присмирев, начали следить, что делается у памятника. Хорошенько рассмотрели гостя из Эстонии: обычный мужик, разве что белоголовый, имеет даже и белые усы. Таких сильно белых у нас нет. А когда его представили и дали слово, то он начал говорить с большим акцентам.

–Не шевелись, а то не разберешь, что он говорит, – попросила Наталью Ховошка.

–Какая-то мелюзга за ногу укусила... Вон, гадость!.. Вон!..

–Терпи. Не то терпели.

А гость из Эстонии, хотя и с акцентом, говорил трогательно; он похвалил сельчан, что те хорошо, бережно досматривают братскую могилу, в которой нашел вечный покой и их земляк, затем приглашал в гости. В ответ выступил Иван Иванович, поблагодарил, что приехали они из далекой республики, что помнят своего земляка. От местных ветеранов слова держал Михаил Севченко, тот каждый раз, выступаая перед детьми в школе или здесь, у братской могилы, обязательно рассказывает, как он, совсем еще юный солдат, попал в окружение, долго пробирался к своим или, в крайнем случае, к партизанам, а, подчеркивал это он особенно, когда перед самым носом появлялись неожиданно-негаданно фрицы, то приходилось по нескольку часов тогда сидеть в болоте по самое горло, да в рыжей и вонючей воде, а на голове были обычные срезанные лопатками купины: так маскировались. Не шевельнуться. Не кашлянуть…

Иван Иванович посмотрел на людей, а их собралась уже довольно много, отыскал взглядом Митрофана, подал знак рукой, чтобы тот подошел к нему. Гармонист послушался.

–Товарищи! – Иван Иванович выдержал паузу, как бы подбирая слова. – Все вы знаете нашего Митрофана Демьяновича, отличного гармониста, чудесного человека. В войну он был совсем мальчуганом, только -только поехал в город учиться в ремесленное училище... на сварщика... Да, Митрофан Демьянович? На сварщика?

Митрофан кивнул.

– А там его застала война. На фронт не берут – возраст не тот, надо подрасти чуток. И по дороге в свою деревню парня поймали немцы. Так он оказался в концлагере...

–Извините, Иван Иванович, я не в концлагере был, я работал на руднике, – поспешил поправить директора Митрофан.

Стало как-то совсем тихо, даже можно было услышать ту мелюзгу, что гудела - звенела на всю мощь, которая, видать, и причиняла минутами раньше Наталье лишнюю заботу.

– Вы про войну расскажите нам, Митрофан Демьянович, – наконец-то нашелся директор школы.

Митрофан, как показалось, совсем растерялся. Да, да, не ослышался. Ему – про войну? Нет, никогда. Он же не видел войны. О чем же рассказывать, когда не о чем? Зачем же хвастаться тем, чего не было? Наплести, конечно, можно бочку арестантов, как некоторые делали, но где же тогда совесть? Нет, нет, не в его характере такое, и не просите, люди хорошие!..

Набравшись мужества, так и ответил директору:

– Я же не был на войне... Простите... Извините... Если что не так...

Как и минутой раньше Митрофан, растерялся сам директор. Он посмотрел сперва на людей, и те не могли не заметить, что почувствовал себя Иван Иванович неловко, однако потом быстро нашелся и просто попросил Митрофана исполнить для всех фронтовую мелодию. На выбор. Услышав эту просьбу, Митрофан слегка улыбнулся, и вскоре пальцы побежали по пуговицам гармошки... Он играл и пел: