Курт Воннегут - Бойня номер пять, или Крестовый поход детей

Билли стоял неподалеку, слушая их разговор. Он нащупывал пакетик в кармане. Это был подарок, приготовленный им для жены, – белая атласная коробочка, в ней – кольцо с сапфиром. Кольцо стоило восемьсот долларов.

Трауту страшно льстило восхищение глупой и безграмотной Мэгги, оно опьяняло его, как марихуана. Он отвечал ей громко, весело, нахально.

– Боюсь, что я читаю куда меньше, чем надо, – сказала Мэгги.

– Все мы чего-нибудь боимся, – ответил Траут. – Я, например, боюсь рака, крыс и доберман-пинчеров.

– Мне очень неловко, что я не знаю, но все-таки скажите, какая ваша книжка самая знаменитая?

– Роман про похороны прославленного французского шеф-повара, – ответил Траут.

– Как интересно!

– Его хоронили все самые знаменитые шеф-повара мира. Похороны вышли прекрасные, – сочинял Траут на ходу. – И прежде чем закрыть крышку гроба, траурный кортеж посыпал дорогого покойника укропом и перчиком. Такие дела.

– А это действительно было? – спросила Мэгги Уайт. Женщина она была глупая, но от нее шел неотразимый соблазн – делать с ней детей. Стоило любому мужчине взглянуть на нее – и ему немедленно хотелось начинить ее кучей младенцев. Но пока что у нее не было ни одного ребенка. Контролировать рождаемость она умела.

– Ну конечно, было, – уверил ее Траут. – Если бы я писал про то, чего не было, и продавал такие книжки, меня посадили бы в тюрьму. Это же мошенничество.

Мэгги ему поверила.

– Вот уж никак не думала, – сказала она.

– А вы подумайте!

– И с рекламой тоже так. В рекламах надо писать правду, не то будут неприятности.

– Точно. Тот же параграф закона.

– Скажите, а вы когда-нибудь опишете в книжке нас всех ?

– Все, что со мной бывает, я описываю в книжках.

– Значит, надо быть поосторожнее, когда с вами разговариваешь.

– Совершенно верно. А кроме того, не я один вас слышу. Бог тоже слушает нас, и в Судный день он вам напомнит все, что вы говорили, и все, что вы делали. И если окажется, что слова и дела были плохие, так вам тоже будет очень плохо, потому что вы будете гореть на вечном огне. А гореть очень больно, и конца этому нет.

Бедная Мэгги стала серого цвета. Она и этому поверила и просто окаменела.

Килгор Траут громко захохотал. Икринка вылетела у него изо рта и прилипла к декольте Мэгги.

Тут один из оптометристов попросил внимания. Он предложил выпить за здоровье Билли и Валенсии, в честь годовщины их свадьбы. Как и полагалось, квартет оптометристов, «чэпы», пел, пока все пили, а Билли с Валенсией, сияя, обняли друг друга. Глаза у всех заблестели. Квартет пел старую песню «Мои дружки».

« Где вы, где вы, старые друзья, – пелось в песне, – за встречу с вам все отдал бы я » – и так далее. А под конец там пелось: « Прощайте навек, дорогие друзья, прощай навеки, подруга моя, храни их господь… » – и так далее.

Неожиданно Билли очень расстроился от песни, от всего. Никаких старых друзей у него никогда не было, никаких девушек в прошлом он не знал, и все равно ему стало тоскливо, когда квартет медленно и мучительно тянул аккорды – сначала нарочито унылые, кислые, потом все кислее, все тягучее, а потом сразу вместо кислоты – сладкий до удушья аккорд, и снова – несколько аккордов, кислых до оскомины. И на душу и на тело Билли чрезвычайно сильно действовали эти изменчивые аккорды. Во рту появился вкус кислого лимонада, лицо нелепо перекосилось, словно его и на самом деле пытали на так называемой дыбе.

Вид у него был настолько нехороший, что многие это заметили и заботливо окружили его, когда квартет допел песню. Они решили, что у Билли сердечный припадок, и он подтвердил эту догадку, тяжело опустившись в кресло.

Все умолкли.

– Боже мой! – ахнула Валенсия, наклоняясь над ним. – Билли, тебе плохо?

– Нет.

– Ты ужасно выглядишь.

– Ничего, ничего, я вполне здоров. – Так оно и было, только он не мог понять, почему на него так странно подействовала песня. Много лет он считал, что понимает себя до конца. И вдруг оказалось, что где-то внутри в нем скрыто что-то таинственное, непонятное, и он не мог представить себе, что это такое.

Гости оставили Билли в покое, увидев, что бледность у него прошла, что он улыбается. Около него осталась Валенсия, а потом подошел стоявший поблизости Килгор Траут и пристально, с любопытством посмотрел на него.

– У тебя был такой вид, как будто ты увидел привидение, – сказала Валенсия.

– Нет, – сказал Билли. Он ничего не видел, кроме лиц музыкантов, четырех обыкновенных людей с коровьими глазами, в бездумной тоске извлекающих то кислые, то сладкие звуки.